Несущие ветер

Казалось, от одного конца бухты до другого от поверхности до дна на каждые сто кубических сантиметров воды приходилось по одному авеовео. На крохотные крючки, подвешенные к коротким бамбуковым удилищам, дети ловили рыбешку с такой быстротой, с какой взрослые успевали наживлять эти крючки, и, пока у детей не начали слипаться глаза, ведра стремительно наполнялись маленькими алыми авеовео. Повсюду вокруг нас в темноте японцы и гавайцы с пристаней и палуб, попивая пиво, целыми семьями ловили при свете газовых фонарей авеовео, и смех их детей разносился над водой, мешаясь со смехом и криками наших ребят.

Жители маленьких гавайских городков удивительно вежливы. Как и прошлым летом, во время работы с Поно, люди приходили поглядеть на дельфина, но они никогда не надоедали животному или дрессировщикам – просто смотрели, улыбались, кивали нам и шли своей дорогой. Днем рыбаки болтали с Жоржем по радио, но ни одно судно ни разу не подошло к «Имуа», чтобы поглазеть на нашу работу, и никакие зеваки не нарушали покоя наших мирных дней и вечеров.

На пятый день мы отложили разнообразные сбруи, которые надевали на Каи. Я полагаю, что Говард получил все необходимые ему данные, но меня, как дрессировщика, интересовало одно: можно было уже не возиться со сбруей. Однако мы решили провести еще один эксперимент. Каи уже постоянно нырял на глубину около 45 метров, и Кен хотел выяснить, спадаются ли у него на такой глубине легкие. Люди погибают, если их легкие под воздействием давления спадаются, но у дельфинов ребра довольно гибки, и создавалось впечатление, что их легкие спадаются постоянно и без всякого вреда для них.

Кен решил, что мы могли бы это проверить, изготовив пояс, который сжимался бы, когда животное уходило в глубину, а затем, когда оно выныривало, снова растягивался бы, оставляя крючок в защелке, показывающей, до какой степени он сжимался на глубине. Мы с Кеном отправились в местную лавочку и приобрели все необходимое, а затем устроились на палубе «Имуа» и принялись сооружать научный прибор из пластмассовой линейки, двух мерных ложечек, полотна ручной пилы, широкой резинки и ваты. Работал этот прибор очень неплохо – то есть дельфин на глубине действительно уменьшался в окружности и ложечки действительно зацеплялись за зубья пилы, но, к сожалению, мы исходили из того, что дельфин станет в обхвате поуже сантиметров на десять, а он, по-видимому, сжался значительно больше. Наш замечательный прибор указывал, что сжатие имеет место, но оно настолько превосходило предел стягивания резинки, сильно растянутой перед нырком, что все сооружение просто соскальзывало, и когда Каи всплывал, оно, вместо того чтобы облегать его «талию», неизменно без всякой пользы болталось у него на хвосте.

Хотя теперь для получения данных сбруя уже не требовалась, я считала, что Каи все-таки следует носить какую-нибудь повязку. Я знала, что лошадь в узде поймать на пастбище довольно просто, но без узды она поддается ощущению свободы и может не подпустить человека к себе. А потому Каи нырял теперь в мягком нейлоновом ошейнике.

В этот, пятый день мы оставались в море до позднего часа. Каи, как и другим нашим дельфинам, во время напряженной работы требовались паузы между нырками, чтобы перевести дух. Он никогда не делал глубокого вдоха перед нырком, но когда поднимался на поверхность, то некоторое время кружил, глубоко дыша, прежде чем подчиниться отзывному сигналу и вернуться в клетку перед следующим нырком.

Вот так он кружил и дышал, как всегда, у правого борта «Имуа», а затем вдруг изменил обычное движение и описал дугу вокруг судна. Он посмотрел на обруч, на клетку, на нас, а потом повернул и поплыл к дальнему горизонту, выпрыгивая из воды, гоня перед собой летучих рыб, – дикое животное, которое внезапно решило стать свободным.

Никто особенно не расстроился. За пять дней Каи нырнул почти триста раз, послушно и точно, и, следовательно, как дрессировщик я ни в чем не могла себя упрекнуть. Каи заработал свою свободу. Мы никогда не узнаем, что побудило его уплыть. Он не проявлял ни малейших признаков страха. Подействовало ли на него приближение сумерек – быть может, стено ведут ночной образ жизни? Услышал ли он свисты родного стада? Но в чем бы ни заключалась причина, нас тревожила только мысль, как бы нейлоновый ошейник не сыграл с ним скверной шутки. Оставалось надеяться, что ошейник скоро истлеет в морской воде или какой-нибудь другой стено сдернет его – они такие умницы, что я совсем не исключаю этой возможности.

Работая с Каи, Кен и Говард узнали много интересного. Кроме того, мы убедились, что глубинное ныряние – это не то поведение, которое можно отработать за один сеанс. Всякий раз, когда мы в один прием опускали обруч больше, чем на полтора-два метра, Каи бунтовал. Нам приходилось ограничиваться на каждом этапе максимум двумя метрами. Если Каи, как мы подозревали, был способен нырнуть на глубину до 180 метров или больше, прошли бы месяцы, прежде чем он это нам наконец продемонстрировал бы. А бюджет Кена исключал такие сроки.