– Так что передай от меня привет королю Константину, – продолжил я, – и скажи: пусть довольствуется землями своего отца, а я буду владеть землями своего.
– И добавь еще кое-что. – Этельстан тронул коня и подвел его к моему. – Я Этельстан, принц Уэссекса, и эти земли под защитой моего отца.
Заявление это ничем не подкреплялось, и едва ли король Эдуард поддержал бы его, но Домналл спорить не стал. Помимо прочего, он знал, что Сигтригр с большим отрядом всадников находится в половине дневного перехода отсюда. Сам я в этом не был уверен, но шотландец знал. Он понимал, что гарнизон Беббанбурга получил значительное усиление и что с подходом Сигтригра его дружины уступят нам числом.
Поэтому с наступлением ночи шотландцы ушли, забрав с собой свою долю золота Этельхельма, весь беббанбургский скот и вообще все, что смогли утащить.
– Послезавтра, – сказал я сыну, – мы поведем на север шестьдесят всадников для проверки наших границ. И если найдем на нашей земле каких-нибудь шотландских воинов, убьем их.
Я хотел дать Домналлу и его господину понять, что отныне тут правит Утред Беббанбургский.
Сигтригр сдержал слово, как я сдержал свое. Я обещал, что ему не придется терять людей, потому что мне требуется лишь присутствие его армии в пределах Беббанбурга для угрозы скоттам. Домналл был бы вынужден отряжать воинов для наблюдения за этой армией, ослабляя тем самым осаждающие крепость силы. Я сомневался, что шотландец решился бы на приступ, но угроза со стороны Сигтригра делала эту угрозу еще менее вероятной, и тем вечером полторы с лишним сотни дружинников моего зятя прошли по узкому перешейку и, миновав ворота с черепами, оказались в Беббанбурге.
Этельхельм выжил. Подобно многим своим людям, он прислушался к призыву Этельстана и укрылся в церкви. Они сложили оружие и послали священника договариваться о сдаче. Мне хотелось убить олдермена, но Этельстан запретил. Он долго разговаривал с ним, потом пришел и объявил, что Этельхельм будет жить.
– Дурак ты, лорд принц, – проворчал я. – Твой отец убил бы его.
– Этельхельм поддержит моего отца, – заявил Этельстан.
– Он это обещал? И что позволяет тебе верить, что он сдержит обещание?
– То, что его дочь останется у тебя заложницей.
– Мне предстоит удерживать Эльсвит? – удивился я.
– Да, – ответил Этельстан, потом улыбнулся. – И твой сын скажет мне спасибо за это.
– Наплевать мне на желания сына, – отрезал я, предчувствуя, какую путаницу может создать этот брак. – Ты на самом деле считаешь, что Этельхельм не разменяет дочь на королевство?
Этельстан кивнул.
– Олдермен – человек могущественный, у него много сторонников, – напомнил принц. – Да, он может принести Эльсвит в жертву своим амбициям. Но если убить самого Этельхельма, его старший сын будет мстить. Ты просто поменяешь старого врага на молодого. А так Этельхельм должен мне.
– Должен? – Я фыркнул. – Думаешь, он будет благодарен? Да его ненависть станет только еще сильнее.
– Возможно. Но ты подержишь его тут до уплаты выкупа. – Этельстан улыбнулся. – Выкупа, причитающегося тебе. Человек он богатый, а ты изрядно потратился, добывая эту скалу. Предполагаю, что ко времени, когда олдермен уплатит весь выкуп, он перестанет быть таким богатым человеком.
Я крякнул, скрывая свою радость.
– Однажды я убью его, – пообещал я, неохотно уступая победу в споре.
– Быть может. Но не сегодня. И не прежде, чем он наполнит твои сундуки золотом.
Той ночью мы закатили пир. Пир небогатый: по большей части на столах были рыба, хлеб и сыр, зато эля имелось в достатке, и праздник удался. Те из людей кузена, кому мы могли доверять, по большей части из числа молодежи, пировали с нами. Остальных мы обрекли на существование изгоев в холмах. Уцелевших дружинников Этельхельма согнали во внутренний двор между нижними и верхними воротами. Поутру я намеревался отправить их на юг, дав каждому третьему оружие, чтобы обороняться на долгом пути домой. Сам Этельхельм восседал за высоким столом, как обязывал его ранг. Он излучал обычное радушие, только в глазах у него застыла тоска. Я видел, как мой сын наливает эль его дочери, такой бледной и хорошенькой. Вот она засмеялась, когда Утред прошептал ей что-то на ушко. Этельхельм тоже услышал ее смех и встретился со мной взглядом. С минуту мы смотрели друг на друга, по-прежнему враждебно, потом взрыв ликования за нижним столом дал повод отвести взор. Мне не хватало Эдит. Я решил поутру послать Берга с небольшой командой на одном из уцелевших кораблей Этельхельма на юг, чтобы доставить наши семьи в их новый дом.
Арфист моего кузена исполнял песню про Иду. Мои люди пели. Они плясали, хвастались своей доблестью, рассказывали истории про нашу битву и не признавались в пережитом страхе. Слишком много раненых лежало в соседнем доме. Мы собирали мох и паутину, разрывали знамена кузена на бинты и старались облегчить страдания бедняг. Но я видел, как один из попов моего двоюродного брата давал христианам последнее причастие. Другие покрепче сжимали рукоять меча или сакса. Иные привязывали их к руке, чтобы однажды встретиться со мной в Валгалле.