Несущий огонь (ЛП)

А когда с восточной стороны на горизонте показался первый луч бледного света, гребцы на Стиорре запели. Они затянули балладу об Иде, и я понял, что песню выбрал мой сын — я рассказывал ему про нашего предка Иду Несущего Огонь, того, что пересёк холодное море, чтобы захватить крепость на высокой скале.

Песня рассказывала, как Ида и его воины, голодные и отчаявшиеся, штурмовали скалу, как свирепые враги отбивали их атаки. Их отбрасывали назад трижды, говорилось в песне, и склон покрылся телами погибших. Они толпились на берегу, и враги насмехались над ними. С приходом ночи начался шторм, и Ида со своими воинами оказался в ловушке между крепостью и пенящимися волнами прибоя, между смертью от вражеского клинка и смертью в холодном море. И тогда Ида прокричал, что лучше смерть от огня. Он поджёг свой корабль, превратив его в костёр на воде, взял длинный, пылающий деревянный брус и один бросился в атаку. Весь он, казалось, был объят пламенем, а позади шлейфом летели искры, и он бросился на стену, и пламя опалило лица его врагов, так что они в испуге бежали от огненного воина, явившегося из далёкой страны.

Мой отец смеялся над этой балладой, говоря, что одного тычка копьём или ведра воды хватило бы, чтобы остановить Иду, но наш предок захватил крепость, и этого не оспорить.

К поющим присоединились гребцы с остальных кораблей, баллада об огненной победе зазвучала громче. Гребцы в такт песне налегали на вёсла, и мы шли на север вдоль побережья Нортумбрии. А когда солнце коснулось края земли огнём нового дня, вода покрылась рябью от лёгкого ветра, налетевшего с востока.

Я предпочёл бы южный ветер, даже шторм — сильные порывы южного ветра преградили бы путь кораблям Эйнара в узкой гавани за Линдисфареной. Но вместо него боги послали мне легкий восточный ветер, и я коснулся своего молота, смиренно благодаря их за то, что ветер не северный. Иеремия подтвердил, что корабли Эйнара Белого стоят на якоре в неглубокой бухте за островом, и сильный южный ветер сделал бы их путь к Беббанбургу долгим и трудным. Восточный ветер тоже помешает им выйти по проливу с якорной стоянки, но как только они пройдут мелководье, то смогут поднять парус и помчатся на юг под ветром с правого борта.

— А ещё там есть один корабль скоттов, господин, — добавил Иеремия.

— Трианаид?

— Как дубина среди других кораблей, господин, — сказал он. — Скотты любят строить тяжёлые корабли, так что берегись тарана. Этот корабль хоть и не быстрый, но сокрушит обшивку, как молот яичную скорлупу.

— А сколько на нём человек?

— Не меньше полусотни, господин. Здоровая зверюга.

Я вспомнил, что видел в Думноке Вальдере, командира личной стражи моего двоюродного брата.

— Это ты вывез его из Беббанбурга? — спросил я Иеремию.

— Я, господин, — признал он, — и ещё двоих до него.

— Но как?

Если бы скотты увидели какой-либо из кораблей Иеремии у крепости, они поняли бы, что он их предал.

— В тумане, господин, — ответил он. — Я выбрал корабль поменьше и стоял в бухте у Кокедеса, пока там лежал густой туман.

Кокедес — маленький остров недалеко от берега, к югу от Беббанбурга.

— А кто же другие двое?

— Они оба священники, господин, — в его голосе послышалось разочарование — видимо, эти священники не признали его епископского звания. — Я забрал их месяц назад и отвёз в Джируум, а дальше они сами отправились на юг, договариваться с лордом Этельхельмом.

Прямо у меня под носом, с горечью подумал я.

— Их послали, чтобы устроить брак?

Иеремия кивнул.

— Я слышал, за ней дают богатое приданое! Золото, господин! И она такая славная малышка, — он мечтательно вздохнул, — сиськи у неё — словно спелые яблоки. Хотел бы я дать ей полное благословение.

— Чего ты хотел бы? — удивился я.

— Возложить на неё руки, господин, — с притворной невинностью ответил он.

Не такой уж он и безумец.

Когда солнце уже вовсю сияло над покрытым мелкими волнами морем, ветер посвежел. Мы вытащили рваный парус Иеремии с чёрным крестом, развернули его, и Богоматерь послушно подчинилась усилившемуся бризу. Мы убрали вёсла и позволили ветру нести нас на север. На трёх других кораблях тоже подняли паруса, показался символ Этельхельма, украшавший наполненный ветром парус Ханны — чёрный как смоль олень на бледно-голубом льне.

Мы прошли ещё только полпути, но попутный ветер нес корабль вперед, белые барашки волн разбивались о нос, широкий след за кормой сверкал на солнце, и мы направлялись к Беббанбургу.