Несущий свет

Наутро Арцеулов попросил у хозяина отданные на хранение деревянные таблички, а заодно и странный плоский камень. Все это было уложено в саквояж, после чего Ростислав предложил Степе не надоедать хозяину и прогуляться по Столице. Косухин тут же согласился, а Николай Лунин лишь кивнул, и по его лицу промелькнула странная усмешка…

– Не выйдет из тебя подпольщика, беляк, – заметил Степа, когда они вышли на освещенную ярким весенним солнцем улицу. – Хоть бы не морщился, чердынь-калуга, когда про коммунизм говорим…

Ростислав улыбнулся:

– Виноват. Постараюсь исправиться… Степан, так что у вас там было с Клопом?

Косухин пересказал разговор с Провом Самсоновичем. Арцеулов кивнул:

– Очень похоже. Кому-то надо, чтоб вы уехали подальше. Ваш Чудов – дурак, но они придумают что-нибудь получше. Так что времени у нас в обрез…

– Ты, Ростислав, лучше о Берге расскажи, – нетерпеливо заметил Степа.

– Еще успеем. Сейчас, господин красный полковник, мы зайдем в гости. Повидаемся кое с кем из старых знакомых. Но сначала – вот…

И он достал из кармана письмо Валюженича. Вчера, в присутствии Лунина, о нем он сказать так и не решился…

Тэд писал по-английски: очевидно, с изучением русского вышла заминка. Арцеулов читал письмо вслух, тут же давая перевод. Большая часть письма была посвящена новостям из жизни самого Тэда. Американец успешно заканчивал курс в Сорбонне, писал дипломную работу у грозного профессора Робера и собирался в очередную экспедицию вместе с Карно, на этот раз в Центральную Америку. С Наташей Берг он встречался часто и передавал от нее поклон. Впрочем, из письма было ясно, что память к девушке так и не вернулась…

О главном сообщалось мимоходом. Берг и Сен-Луи в Париже так и не появились. По газетам пробежал слух, что они похищены агентами ВЧК, но затем о них быстро забыли, и даже мадам Кюри не проявила видимого интереса к исчезновению двух известных физиков. Единственной новостью было то, что кто-то все же побывал в особняке Берга и вывез часть имущества, включая книги.

Как-то Валюженич столкнулся с генералом Богоразом. Аскольд Феоктистович не стал особо откровенничать, но сообщил, что новостей от тех, кто улетел на «Мономахе», нет…

– Такие дела, товарищ комполка, – заметил Ростислав, складывая письмо. – Впрочем, кое о чем мы и так догадывались. Кстати, тут есть еще одно письмецо – вам лично.

Степа встрепенулся, почему-то подумав о Наташе. Но письмо – вернее, листик, густо исписанный с обеих сторон, – оказалось от Шарля Карно. Потомок великого революционера писал, естественно, по-французски, и Степе пришлось еще раз прибегнуть к помощи Арцеулова. С первых же слов послания Ростислав неуместно хмыкнул:

– Что-то не понимаю! Наверно, окончательно забыл французский.

Он еще раз проглядел письмо и начал неуверенно переводить:

– «Генералу Великой Российской революции Стефану Косухину от скромного волонтера Шарля Карно»…

– Выначивается, буржуй, – охотно пояснил Степа. – Волонтер, чердынь-калуга!

– «Гражданин! Извещаю вас о результатах научной экспертизы агента контрреволюции, известного под кличкой „Бриарей“…

– Это что, тот глиняный монстр? – удивился Арцеулов. В свое время он не очень-то поверил Степиному рассказу. Выходит, зря…

– «Найденные в церкви Святого Иринея фрагменты были подвергнуты химическому анализу. В результате получено следующее…»

Далее шло несколько строчек замысловатых формул. Формулы были предъявлены Косухину, который не преминул еще раз ругнуть проклятую интеллигенцию.

Впрочем, далее Карно перешел на более понятный язык:

«Это красная глина с сильными добавлениями органики. Если грубо – глина с кровью. О чем вам, мой генерал, спешу доложить. Комментировать нечего, разве что принять во внимание некоторые старинные предания, не представляющие, естественно, ни малейшей научной ценности. Вот выписка из сочинения „Некромантион“ раввина Льва из Праги. Перевод с древнееврейского профессора Робера при моей скромной помощи…»

Арцеулов бросил взгляд на Степу. Тот стоял серьезный, и Ростислав удержался от уже готового насмешливого замечания.

«Знающие имя Бога всесильны, не дано им лишь вдохнуть дыхание жизни в свои сознания, ибо это удел Господа. Но во всем прочем им нет преград, ни в великом, ни в малом.