Несусветный эскадрон

Сейчас же у него, если вдуматься, имелся всего лишь один доблестный воин – Мач. Тот прямо горел нетерпением перестрелять всех на свете пруссаков. Оставалось лишь научиться палить из увесистого, тульской работы кавалерийского пистолета…

Мач еще не представлял всей сложности задачи. Пистолет был предназначен для ближнего боя, а на расстоянии в сотню шагов, да учитывая отдачу, о которой гусар его, естественно, не предупредил, парень промазал бы и по амбару.

Ешка от замысла напасть на фуражиров в восторг не пришел. Он подъехал к кибитке, всем видом давая понять – детей в обиду не даст.

Адель и вовсе растерялась. Хотя на своем боевом веку всяких сумасшедших повидала…

– Серж, ты подумай, зачем нам все это затевать? Мы-то налетим и отступим в лес, а расхлебывать кашу будут местные жители! Вот – его родственники! – она показала на Мача.

Но тот вспомнил свои неприятности последних дней.

– Так им и надо! – воскликнул парень. – Если они не хотели сражаться за свободу – пусть их пруссаки еще раз выпорют! Может, тогда они поймут, что нужно брать в руки вилы и идти воевать!

– Ты тоже с ума сошел? – напустилась на него Адель, да так яростно, как вовеки не стала бы костерить гусара.. – Это же твоих братьев пороть будут!

– А если нет другого способа заставить их воевать за свободу? – огрызнулся Мач. – Сергей Петрович! Что нужно делать? Я готов!

Поручик Орловский, стараясь не глядеть на маркитантку, расправил усы, приосанился в седле и сделал парню жест – мол, следуй за мной!

Адель махнула рукой.

Ешка ждал от нее еще каких-то слов и поступков, но она молча отъехала к цыганской кибитке и оттуда, сопя и пофыркивая, стала наблюдать.

А было-таки на что посмотреть, когда гусар, спешившись, лазил с Мачем по кустам, отыскивая подходящие огневые позиции. Вся прелесть заключалась в их несокрушимой серьезности.

Они отыскали такое место на склоне, откуда просматривался поворот дороги, и до того Сергею Петровичу вдруг понадобился именно этот поворот, что он с Мача семь потов согнал, заставив ломать ветки и делать целое укрытие для коней.

Потом они, гусар и его пылкий помощник, зарядили все имевшиеся в наличии пистолеты и сели в засаду.

Наблюдать за ними сперва было – одно удовольствие.

Адель и Ешка со смеху покатывались – и действительно, никто ведь не знал, далеко ли направились фуражиры, этой ли дорогой будут возвращаться. Сергей Петрович уловил доносившийся из лесной глубинки смех – от чего упрямства у гусара только прибавилось. Он сидел в седле, судорожно вытянувшись в струнку, и лишь крутил длинный ус. Ему теперь непременно нужно было вытворить что-то этакое, боевое, отчаянное!

Поручик Орловский, разумеется, нюхнул в своей жизни пороха, но он видел, что и Адели этого удовольствия досталось немало. Самолюбие не позволяло ему оказаться менее лихим воякой, чем побывавшая в Испании маркитантка, к тому же, не он ее, а она его отбила у черных улан. А гусарское самолюбие – штука опасная.

Проторчали Сергей Петрович с Мачем в дурацкой засаде часа этак четыре.

И доводы рассудка на них уже не действовали.

– Шлея под хвост попала, – весьма неуважительно определил ситуацию Ешка. – Ждут, пока у совы хвост расцветет. Послушай, да ну их! Поедем! У меня дети некормленные… Досидимся тут до неприятностей!

– Их нельзя оставлять, – со вздохом отвечала Адель. – Они же – хуже твоих детей…

На сей раз любовь дала маркитантке глупый совет. Ехать дальше не то что имело смысл – было просто необходимо!

Увидев, что некому больше смотреть на воинские подвиги, Сергей Петрович очень бы обиделся, рассердился, покинул бы боевой пост и с чистым сердцем отправился догонять Адель, Ешку и кибитку. Он выругал бы беглецов – и напрочь забыл о фуражирах, увлеченный дальнейшими дорожными приключениями. А Мач, при всей страсти к свободе, не стал бы в одиночку торчать в кустах на склоне.

Но в Адели некстати и не вовремя проснулась курица-наседка, желающая непременно оберегать родимых и любимых цыплят, даже если главный цыпленок – тридцати лет от роду и с седыми висками.

С фуражирами же вышло вот что. Они доехали до усадьбы соседнего помещика, где возглавлявший их капрал велел вызвать старосту и сообщил, сколько и чего причитается забрать. Немного взяли из помещичьей клети, за прочим неторопливо поехали по дворам. И в каждом дворе, указанном старостой, велели хозяину запрягать лошадь, чтобы сам же он реквизированную у него муку и крупу, сено и даже солому довез до расположения французской армии.

Понемногу образовался целый обоз из трех телег, принадлежавших фуражирам (это были повозки для палаток), и девяти крестьянских. Еще к телегам привязали скотину – овец и телят. И двинулись в обратный путь.

Впереди ехали всадники, весело переговариваясь и даже пытаясь петь – недаром же староста, всячески спасая помещичье и свое личное добро, угостил их хмельным темным пивом.

Сзади, так и норовя отстать, тащились телеги.

И выползла эта процессия из-за холма, и оказалась в поле зрения гусара, когда и он, и Мач совсем уж ошалели от долгого ожидания.