Несвятое семейство

Дима выбрал самый быстрый, как ему представлялось, маршрут: по улице Космонавтов, а потом через виадук над Ярославской железной дорогой и по набережной Яузы. Набережные всегда едут быстрее, вспоминал он заветы своего старшего товарища, автомобильного эксперта Бойко, которые тот давал спецкору, когда Дима еще колесил по столице на ржавой «шестерке». А теперь вот и Бойко давным-давно покинул «Молвести», и сам Дима оказался не у дел, и пробки в Москве стали не в пример тем, что царили в конце девяностых, а совет оставался действенным. Набережная, в самом деле, ехала, особенно по направлению к центру. Зато потом все-таки пришлось перебираться на шоссе Энтузиастов, и там наступила, как любил говаривать редакционный шофер Гриша, «картина на букву «Ж». Скорость потока упала едва ли не до нуля.

Стоя в пробке у новых домов, Полуянов позвонил Надежде:

– Ты уже дома?

– О, да, – промурлыкала невенчанная жена. – А ты где?

– Боюсь, я буду не скоро. Еду к твоей знакомой, производительнице диссертаций Ирине Ковровой.

– Что, нельзя было отложить до завтра?

– Надя! Кристина Черепанова, молодая девчонка, ни в чем не повинная, кроме того, что брат у нее негодяй, сидит неизвестно где, наверное, в подвале, неизвестно, в чьих руках. Как ты понимаешь, надежды на полицию в нашей стране особо нет. Спасение утопающих – а также жертв насилия – дело рук самих утопающих. Поэтому разреши, я попробую!

– Ох, Дима, – со вздохом проговорила Митрофанова, – волнуюсь я, когда ты вдруг решаешь побыть матерью Терезой. Особенно когда принимаешься спасать молоденьких девушек.

На язык просилось обидное: мол, будущая благоверная сама уделяла избыточное внимание брату той самой девушки, однако настроение было хорошим, да и ревновать к покойному представлялось совсем уж последним делом. Поэтому он сказал:

– Кстати, я еду к Ковровой домой. Это обстоятельство тебя не волнует?

– Если только в том смысле, чтобы она на тебя с кухонным ножом не набросилась.

– Думаешь, она может?

– Женщина, доведенная до отчаяния, может все!

– Я буду беречь себя. Для тебя. Обещаю.

– На всякий случай, лучше скажи, а куда ты к ней едешь? По тому адресу, что я тебе продиктовала?

– Именно. Так что, если не вернусь к утру, можешь посылать по нему моего друга, старшего опера Савельева.

– Типун на твой гнилой язык! Лучше скажи, ты сегодня хоть обедал?

– Спасибо за заботу, ты моя мать Тереза. Знаешь, ты удивишься, но да, обедал! Только не спрашивай меня, где я ел и что, – уже не помню.

– Возвращайся домой. Я приготовила твое любимое мясо с картошкой.

– М-м, звучит очень соблазнительно!

За разговором Полуянов успел проехать метров двести, до бывшего ДК завода «Компрессор». Всегда казалось – просто заводской клуб, а теперь, кто бы мог подумать, здание стало цениться как памятник эпохи конструктивизма!

Поговорив с Надей, Дима позвонил в город Малинов, Любови Кирилловне Черепановой. Женщина была грустна и сообщила, что дочь не появилась. В полицию она ходила, ее заявление о пропаже человека приняли, но с такой неохотой, что надеется она все равно только на бога.

* * *

Ковровы проживали в совсем не модном районе, в Новогиреево. Правда, дом оказался недавней постройки, последних архитектурных серий. У щегольской многоэтажки с башенками невозможно было припарковаться из-за обилия иномарок, поэтому Диме пришлось втиснуться во двор соседней хрущобы. Четыре тетеньки, митингующие у подъезда, наградили журналиста, вылезающего из «Тойоты», взглядами, исполненными классовой ненависти. Водораздел между богатыми и бедными здесь, похоже, проходил непосредственно по двору, разделявшему старенький блочный дом и новенький восемнадцатиэтажный небоскреб.

В подъезде свежеиспеченного жилья Диму встречали равнодушный консьерж, цветы в горшках и зеркала. Однако в углу расплывалось по свежей штукатурке пятно протечки.

На лифте заморской фирмы (с уже исцарапанной дверью) журналист поднялся на семнадцатый этаж.

Едва вышел из лифта – дверь одной из квартир на этаже распахнулась, и оттуда вылетела девчонка лет семнадцати. Шарахнула дверью, пацанской походкой пошагала навстречу по площадке. Одета она была в стиле «вот вам всем фигу, взрослые». Во времена полуяновской юности так наряжались неформалы, называемые металлистами: короткая косуха с заклепками, очень короткая кожаная юбочка, колготки в сеточку, специально рваные на коленях, и тяжелые ботинки на шнуровке. В брови красовалась металлическая серьга, красные волосы топорщились от геля, короткие ногти накрашены черным лаком. Девица скользнула взглядом по Диминому лицу, что-то в ней дрогнуло, и она вдруг подошла ближе, почти вплотную и прошипела:

– А-а, журналюга! Явился! Если ты, мля, про мою мамахен соврешь что-нибудь, пожалеешь очень скоро. Фамилию, имя я знаю. Полуянов Дмитрий. Где ты живешь, найдем, и мои пацаны, если что, из тебя отбивную с кровью сделают. И не вздумай матери на меня жаловаться, понял?

Девушка злобно фыркнула, одарила спецкора ненавидящим взглядом – взгляд действительно впечатлял – и шагнула дальше, к лифту.