Несвоевременный человек. Книга 1. (Хаос)

– Их не спутаешь, – с каким-то внутренним душевным удовольствием говорит Настройщик, поднеся к одному шарику металлическую трубку, к которой этот шарик в момент залипает, стоило только Настройщику нажать на ней специальную кнопку. После чего он поднимает эту трубку с шариком на её конце и, поднеся её к лицу, через призму этого шарика смотрит на Понтифика. – У каждого шарика свой идентификационный частотный фон, в соответствии с генетическим кодом его носителя.

– А почему в форме шара? – спросил Понтифик. Настройщик расплывается в снисходительной улыбке перед таким невежеством Понтифика, не знающего элементарных вещей. За что, между прочим, к Понтифику могли бы возникнуть вопросы со стороны соответствующих структур – как он тогда выполняет свои служебные обязанности, не зная самых простых вещей. Но Настройщик, как тот, кому близки бесконечно многие знания, отчего он пребывает в состоянии одиночества, никогда не упустит возможности с ними поделиться – знание та единственная вещь на свете (в научном аспекте, а так есть ещё любовь и другие чувственные вещи), делясь с которыми, ты ими ещё больше восполняешься.

– Вся природная сущность, таким способом себя сохраняет от вмешательства внешней среды, через свою концентрацию самозащищается, сохраняя свой исходный элемент от размывания другими примесями. И если внешняя среда тебя поглотит, то всё равно исходный элемент, хоть и став составной частью чего-то большего, сохраняет самого себя. А чем на самом деле отличается от всех других каждый в отдельности шариков, то это огромнейший секрет, знать о чём, доступно только избранным. – Настройщик, сделав эту оговорку, сквозь сдвинутые брови посмотрел на Понтифика и, вдруг улыбнувшись, сказал. – Но тебе, я так уж и быть, скажу. – Настройщик, чтобы придать значительности своим словам, делает многозначительную паузу, необходимую ему, чтобы выдохнуть и снова вдохнуть, после чего он на пониженных тонах своего голоса сообщает ему эту за семью печатями тайну.

– Каждая составляющая шарика содержит в себе элемент розни, и это не только физический элемент, а это также элементы другой не физической сущности, как например, его радиоактивность, но только не в том физическом понимании, как мы о ней знаем. А эта активность есть скорее энергетическая способность элемента проявлять себя. – Поглядывая то на Понтифика, то на шарик перед собой, сказал Настройщик. После чего он берёт один из контейнеров и погружает в него этот шарик.

– А я вот слышал, что от массы и значения тела зависят его гравитационные качества. И чем значительней вес тела, то тем большей гравитацией он обладает. – С этими словами Понтифик приложил палец своей руки к находящейся ближе к нему стороне бокала. И находящиеся запертыми внутри него шарики, все как по команде, вначале застыли на одном месте, после чего, как это делают аквариумные рыбки, потянулись к пальцу руки Понтифика. Когда же они все собрались со стороны его пальца, Понтифик с улыбкой на лице переводит свой взгляд на Настройщика, где натыкается совсем не на то, что он ожидал увидеть. А увидел он не благодушие человека, с чьим домашним питомцем поиграли и тот остался доволен, а он не сказать, чтобы озлился, а ему стало как-то по собственнически ревностно обидно – как оказывается, не он один способен вызывать ответные чувства у науки.

И Настройщик, чтобы себя окончательно не выдать, возвращается к началу разговора и спрашивает Понтифика. – Так что ты хотел узнать?

– Твоё мнение насчёт всего тобой услышанного. – Сказал Понтифик.

– Я много чего слышал. И, между прочим, и сейчас продолжаю слышать. – Сказал Настройщик. И как понял Понтифик, приметив за ним, что он краем глаза ведёт наблюдение за бокалом, где шарики продолжали окружать прижатый им к стенке бокала палец, то он находился в некотором затруднении и замешательстве. Настройщик не знал, что делать, предпринять ли ответные действия со своей стороны и прижать палец к бокалу, – а вдруг тогда его гравитационное поле окажется не столь сильным и тогда он окажется, как минимум, посмешищем в своих глазах: «Вот чем тебе отплатила наука, на алтарь которой ты всего себя принёс, она, как оказывается, любит невеж и бездарей, для которых она всегда будет девственно молода, а для тебя она уже умудрённая опытом зрелая дама, с которой уже не обретёшь прежней новизны открытий. А если что-то и удастся в итоге новое открыть, то на это будет столько положено трудов, что и не почувствуешь радости от этого открытия», – или же так и оставаться в неведении, но зато не осмеянным самим собой и этим Понтификом, который обязательно везде разнесёт, как он сделал его, только на словах великого знатока всего, когда на самом деле, его даже элементарные частицы не уважают и так ко мне и льнут.