Нет Адама в раю

- Бенджамин, - сказал Арман. - Знаешь, какие в моей родной деревне яблоневые сады? Как они цветут весной? Они тянутся вдаль бесконечными белоснежными рядами и кажутся даже белее, чем есть, из-за чуть розоватого оттенка. У цветков в самой середине есть желтое пятнышко, и пчела, садясь на цветок, сосет его сердцевинку с такой страстью, словно это юноша, который целует свою возлюбленную. А видел ты когда-нибудь первые ягодки земляники в лесу? Такие крохотные, что пара без труда умещается на ногте мизинца. Их съедаешь в сметане - такой густой, что в ней стоит чайная ложечка, - и тебе даже не хочется подсыпать сахара, такие сладкие эти ягодки.

А утром ты просыпаешься с рассветом. Смотришь из открытого окна и глаза увлажняются от всей этой немыслимой красоты, и тебе хочется выскочить босиком и кататься по свежей росе. Внутри возникает щемящая боль, и ты внезапно осознаешь, что где-то в мире есть существо, которое мечтает разделить с тобой все это счастье. Женщина, которой не нужно ничего объяснять, но которая молча встанет рядом с тобой и испытает это счастье и эту боль.

Бенджамин, а знаешь ли ты, какие необыкновенные тени отбрасывают в поздние дождливые вечера уличные фонари в Париже? А девушка, которая рядом с тобой, кажется в такой вечер воздушной и неосязаемой, она тает в твоих объятиях и растворяется в тебе. А рассвет так рано пробирается в крошечные спаленки в домах на бульваре Сен-Жермен. В призрачном голубоватом свете лежащая с тобой рядом женщина просыпается и ты видишь, что ее соски уже набухли, а лоно уже увлажнилось соком любви, нетерпеливо ожидая твоих ласк. В такое утро девушка не станет брыкаться или кричать. Она тихо лежит, внимая твоим ласкам и лишь время от времени еле слышно поскуливает, словно маленький зверек. Но ты целуешь ее грудь и губами ощущаешь, как колотится ее сердце, словно готовое вот-вот выпрыгнуть на свободу, и вот тогда ты осознаешь, что получаешь самое большое удовольствие не от того, что делаешь ей сам, а от того, что она дает тебе. Удивительно, Бенджамин. Порой я просто не могу понять, куда все подевалось - яблоневые сады, дикая земляника и крохотные спаленки в голубой рассветной дымке.

Арман откинулся на спинку стула, а стакан выскользнул из его руки и упал на пол, но доктор не слышал звон разбившегося стекла.

Доктор Бенджамин Саутуорт тихонько плакал.

Глава девятая

Вскоре после того, как Анжелика Бержерон отпраздновала свой восьмой день рождения, доктор Саутуорт начал всерьез беспокоиться о своем друге Армане. Он уже давно предупреждал Армана о последствиях пьянства, но тот только смеялся.

- Бенджамин, - говорил он. - Чья бы корова мычала, а твоя... Ты же сам обожаешь заложить за ворот.

- С двумя большими отличиями, - серьезно отвечал доктор. - Я никогда не пью днем, а вечером начинаю пить только на сытый желудок.

- Ты просто переводишь добро, мой друг, - говорил Арман. - Любому известно, что ничего не может сравниться с глоточком славного виски натощак.

- Верно, - согласился доктор. - Но и с ударом по твоей печени тоже ничего не сравнится.

- Ты несешь вздор, словно выжившая из ума старуха, - холодно ответил Арман. - Как будто на твоем месте сейчас Моника.

Несколько раз случалось даже так, что доктор отказывался составить компанию Арману в выпивке. Но даже это не помогало. В таких случаях Арман либо приходил к другу и пил в одиночку, либо уже напивался вусмерть в Хаббарде, тогда доктору приходилось ехать за ним и отвозить домой.

Доктор начал замечать, что на щеках Армана появляются тоненькие синие вены, изломанные, как паучьи лапки. Порой Арман прижимал руку к правому боку, а потом с болезненной гримасой отдергивал - доктору становилось страшно.

- Послушай, Арман, - сказал он как-то вечером, - что, если мне тебя обследовать хорошенько? Выглядишь ты ужасно.

Арман ударил стаканом по столу.

- Предоставь мне самому заботиться о своем здоровье, - выкрикнул он. - Когда мне понадобится врач, я пошлю за тобой. А сейчас я просто пришел к тебе в гости, запомни!

Арман стал прибавлять в весе. Причем вовсе не так, как толстеют от систематического переедания. Он заметно размяк, обpюзг и с каждым днем ему становилось труднее и труднее заставлять себя отправляться в пекарню, даже на один час.

- Теперь ты походишь на свинью еще больше обычного, - заявила Моника. - Ты только посмотри на себя. Ты уже не можешь застегнуть брюки, да и воротнички тебя душат.

- Душат меня уже давно, Моника, - ответил Арман. - И воротнички тут ни при чем.

По утрам, когда Арман просыпался, сердце его так колотилось, что было трудно дышать и ему приходилось брать в кулак всю свою волю, чтобы спуститься и налить себе виски. В конце концов он стал с вечера прятать бутылку под кровать, чтобы утром оставалось только протянуть руку.

- Это мне вместо будильника, - говорил Арман сам себе. - Чтобы легче было продирать глаза по утрам.

Когда Моника впервые нашла бутылку, она так рассвирепела, что Арман всерьез подумал, не хватит ли ее удар.