Нет билетов на Хатангу. Записки бродячего повара. Книга третья

Только мы вытащили лодку на берег, как небо вновь заволокло тучами, подул ветер, правда, на этот раз теплый, юго-западный, но такой свирепый, что на озере моментально поднялся шторм, который оторвал от большой сети один наплав (пустую черную канистру из-под бензина) и прямо у нас на глазах унес ее вдаль.

Саша с Лешей вернулись около часу ночи, а Константин Иванович вновь остался на Неприветливом озере, в своем каменном мешке.

— У него там даже довольно уютная каменная щель, — говорил Леша, хлебая гороховый суп с олениной, — он ее от ветров каменным барьерчиком отгородил, постелил прямо на трапповое тело полиэтиленовую пленочку, чехол от спальника поверх пленки, в общем, замечательно устроился. Ложится, ноги в рюкзак сунет, на живот кружку с горячим чаем поставит — очень даже уютно получается.

— Четвертые сутки завтра, как он там один — без спального мешка, без палатки, без горячей еды, не считая, правда, чаю, — вздохнув, говорю я.

— И еще суток двое просидит, никак не меньше, — добавляет Саша. — Завтра у нас с Лешей день отдыха, а послезавтра он к Константину Ивановичу пойдет, а я с мотором возиться буду.

— И что обидно, — значительно говорит Петька, — никто этого героизма не оценит. Никаким орденом его не наградят.

— Орденом? — усмехнулся Саша. — Да ежели в институте, не дай бог, узнают, ему такой орден выпишут — надолго запомнит. Ведь это самое вопиющее нарушение правил техники безопасности, какое только вообще можно себе вообразить. И за это такую клизму вставят...

— Тебе в первую очередь, — уточнил Леша. — Как начальнику полевого отряда.

— Это точно, — грустно вздохнул Саша.

Для сугрева и с расстройства выпили мы по стопке водки и в четвертом часу утра улеглись спать.

21 августа

Утром вдруг ветер совершенно стих, всего на полчаса, а потом внезапно налетел настоящий северный ураган, с мокрым снегом, ледяной крупой, ветром, валящим с ног, и пронзительным холодом. Трубу из печки (печка конечно же топится) все время вырывает, железные штыри, которыми крепится наша палатка, вылетают вон, звенят и лопаются растяжки, стенки палатки летают по ветру, сбросив груз, а в довершение всего ледяная крупа иссекла брезент палатки прямо у меня над кроватью и на спальный мешок теперь капает вода. Вот он — настоящий норов Севера! Впрочем, чему удивляться: не все же погода будет нас ласкать да нежить, да и конец августа — зима на носу! Петька совершенно сник и поджал хвост. У нас же только одна мысль: а каково там, на Неприветливом, Константину Ивановичу?!

— Вся надежда, что хватит у него здравого смысла собраться и уйти оттуда, — говорит Саша. — Ведь это метров на двести — триста выше и много дальше от благословенной теплой чаши озера. Сидеть там сейчас — это не вариант.

А палатка наша продолжает ходить ходуном, каркас скрипит, каждую минуту грозя рухнуть, труба печки (раскаленной почти докрасна) танцует. И все-таки это — дом. Ведь в сущности — кусок брезентовой тряпки, и более ничего, а тем не менее дом, тепло и даже какой-никакой уют. К третьему часу урагана у нас вырвало восточную стенку палатки. Мы бросились ее укреплять: если не сделать этого за пять, максимум за десять минут — палатку сорвет целиком, намотав на каркас. Сперва я принес деревянные брусы, предназначенные для тримарана (они лежали неподалеку, так как я на них рубил мясо), но это конечно же не помогло. Тогда мы с Лешей притащили здоровенные вьючные сумы с образцами и ими кое-как, в последний момент, укрепили стенки. Причем с этими сумами, в каждой из которых было более центнера весу, мы умудрились перепрыгнуть через ручей. (Впоследствии, в спокойной обстановке, мы с ним и от земли-то отрывали эти сумы с трудом.)

Я пошел было за дровами, но тут же вернулся: в такую погоду из палатки лучше не выходить. Распилили один брус и им продолжали топить печку. А Петька с Лешей решили проявить героизм и отправились за бревном, которое Леша давно уже присмотрел на берегу. Вернулись они с этим бревнышком через час, продрогшие, промокшие насквозь, все облепленные мокрым снегом. Они полагали, что мы с Сашей станем их чествовать, как настоящих героев, а мы устроили им выволочку: в такую погоду от палатки лучше не уходить. Во-первых, незачем зря мокнуть; во-вторых, приключиться может в ураган что угодно; в-третьих, нам могла бы понадобиться их помощь, если бы пришлось спасать лагерь. Теперь они переоделись во все сухое, сидят возле горящей печки, сушатся, греются, хлебают огненный суп-харчо. А их обледенелые вещички, развешанные на веревках вокруг печки, сушатся, истекая ледяной водой.

Я ненадолго вышел на улицу. Ветер валит с ног, долина и предгорья в снегу, а на озере — жесточайший шторм. Впрочем, я вижу, что один из наших наплавов, голубая канистра, взлетает вверх-вниз среди белых бурунов, в которые оделась вода озера. Выдержат ли этот ураган наши сети?