Нет дьявола во мне

Ей очень хотелось объясниться ему в любви. Вот именно сейчас. Но и для этого ни время, ни место не подходили. Поэтому она просто протянула руку. Когда Ник вложил в нее свою, пожала. Он улыбнулся.

– Кофе, наверное, уже остыл… – Да, что может быть лучше в данной ситуации, чем разговор на нейтральную тему. – Давай выпьем его и пойдем.

Они вернулись за «стол».

– Я через четыре дня уеду домой, – сказал Ник, отхлебнув кофе. – На месяц.

– Но ты вернешься?

– Да. Меня берут помощником хормейстера. Буду до восемнадцати лет в поселении обитать.

– Здорово!

– А ты когда в Москву возвращаешься?

– Двадцать восьмого августа.

– Значит, еще встретимся.

– Ты будешь писать мне?

– Куда же я денусь? – с ласковой улыбкой проговорил он.

Мари коснулась броши и подумала о том, что теперь есть не только ИХ место, но и ИХ тотем. Этот голубок с позолоченными крыльями. Для кого-то он символ Святого Духа, для кого-то мира, а для нее символ их любви.

* * *

У них было всего четыре дня!

В середине августа мама заболела. Ощущала постоянную слабость, сопливелась, кашляла и хандрила. На обычную простуду это не было похоже, поскольку та проходит через несколько дней. А маме ничего не помогало: ни порошки, ни таблетки, а к врачам она обращаться отказывалась. Она-то знала причину своего недомогания – Джакомо ее бросил. Увлекся другой. Но глава семьи Андроновых об этом не догадывался и очень за жену беспокоился. Поэтому отправил ее на море, и дочку с ней, чтоб приглядывала.

Там матушка тоже не сразу в себя пришла. Пока не закрутила роман с владельцем фитобара, ходила сопливая, покашливающая, смурная… Но вскоре ожила. Вот только домой ехать не захотела. И вернулись Андроновы в деревню двадцать третьего августа поздним вечером. А двадцать восьмого уже отправлялись домой!

С Ником Мари встретилась на следующий же день, но ненадолго. И едва его узнала. Впервые Мари видела друга в джинсах и футболке. Оказалось, он прекрасно сложен и ему очень идет современная одежда. Парень в ней даже выше казался.

Они смогли перекинуться лишь несколькими фразами – за Николасом прибежал Барт, он был младше на год, и еще на год оставался хоровым, и сказал, что его срочно зовет к себе Джакомо. На ИХ место ребята попали лишь двадцать седьмого. И вроде бы все было так же, как всегда, но…

Что-то не так!

– Мари, нам нужно поговорить, – сказал Ник, собравшись с духом.

– Давай поговорим.

– Мы должны перестать встречаться.

– Почему?

– Наша дружба мешает…

– Кому?

– Мне.

– Чем?

Он тяжело вздохнул. То ли не хотел ничего объяснять, то ли не знал как.

– Ник, я знаю, что в монастыре на тебя давят. Не хотят, чтоб ты общался со мной. Считают, что я на тебя могу дурно повлиять. А я не дурно… а наоборот… хочу… – Сбилась. Потому что слова любви так и рвались. – Я не тороплю тебя. Решай, как ты хочешь прожить свою жизнь – у тебя до восемнадцатилетия на это есть время… Я не буду мешать. Только ждать… – И вырвалось-таки: – Я люблю тебя!

Она резко захлопнула рот. А потом еще ладонью его закрыла. Хотелось плакать…

И целовать Ника, повторяя и повторяя: «Я люблю тебя!»

– Вот поэтому нам и надо перестать видеться, – выдавил из себя он. Глаза спрятал, опустив голову так низко, что подбородок уперся в грудь.

– Тебе неприятно было услышать это? – спросила Мари хрипло.

– Больно.

– Почему?

– А разве не очевидно? Я тоже тебя люблю. Но мы не можем быть вместе! – Вздернул подбородок. В глазах слезы. Но сдерживается. – Я могу поддаться искушению… Я уже на грани. Но не прощу себе этого, понимаешь? И тебе не прощу… – Он вскочил. Заметался. Будто потерял ориентацию. И, выпалив «Прощай», убежал.

А Марианна осталась на месте. Боялась, что если встанет, то упадет. Никаких сил в ней не осталось. Так и просидела до заката. Пока мама не позвонила. Велела домой возвращаться и вещи собирать, потому что завтра рано утром выезжать.

* * *

Мари закончила первую четверть без единой четверки. Родители глазам не поверили, когда увидели ее дневник. Вообще-то, она средне училась. И не потому, что без способностей, без усидчивости скорее. А тут даже по тем предметам, по которым успевала лишь на тройки, «отлично». За ум взялась, порадовались мама и папа. Давно пора, через два года поступать в институт.

Но Мари так рьяно начала заниматься совсем по другой причине. Ей нужно было нагрузить свой мозг, чтобы не думать о Николасе. Едва мысли о нем начинали мелькать в голове, она хватала тетрадь или книгу и погружалась в учебный процесс. Потом втянулась. И уже с удовольствием решала задачки и составляла формулы.