Нет другой двери… О Гоголе и не только

В данном случае слово «самовластье» близко по значению к понятию «самодержавие». Зато в оде «Вольность» (1817) Пушкин говорит не о самодержавии, а как раз о самовластии (деспотизме), олицетворением которого является Наполеон.

Самовластительный Злодей!
Тебя, твой трон я ненавижу,
Твою погибель, смерть детей
С жестокой радостию вижу.

К Французской революции Пушкин, как известно, относился отрицательно (см. элегию «Андрей Шенье»), как, впрочем, и к бунту вообще («Не приведи Бог видеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный»). По мысли поэта, власть должна опираться на Закон.

Владыки! Вам венец и трон
Дает Закон – а не природа;
Стоите выше вы народа,
Но вечный выше вас Закон.

Царь, монарх первый должен склониться перед вечным Законом, иметь смирение перед Промыслом Божиим. Если же он становится самовластным тираном, то нарушает законность самодержавия своего, благословленного при коронации Богом. Это несет беду тем, над которыми он поставлен, и ему самому. Он делается жертвой восстания, заговора.

И днесь учитесь, о цари:
Ни наказанья, ни награды,
Ни кров темниц, ни алтари
Не верные для вас ограды.
Склонитесь первые главой
Под сень надежную Закона,
И станут вечной стражей трона
Народов вольность и покой.

Пушкин даже в ранней «вольнолюбивой» лирике (отдав дань своему времени) был очень умеренных взглядов. В оде «Вольность» нет ничего революционного, крамольного. Подобные мысли высказывал сам Император Александр I. Вопрос, однако, заключается в том, как понимать Закон. Эпоха Просвещения выдвинула идею закона, не связанного с Божьим предначертанием. Таков «Общественный договор» Жан-Жака Руссо. По мысли французского философа-просветителя, люди заключают договор между собой и ему подчиняются. И все будто бы должно быть хорошо. Такое материалистическое понимание закона неприемлемо для русского человека, имеющего православное устроение души. Закон только тогда тверд и незыблем, когда установлен свыше, не людьми. Тогда не зазорно такому закону и монарху подчиниться. Ибо в этом законе он подчиняется Божьей воле. С другой стороны, Французская революция показала, насколько уязвим бывает тот общественный договор, который создан людьми, упоенными самовластием, стремящимися подчинить других своей воле.

Такое понимание «самовластья» находит подтверждение в пушкинском стихотворении «Анчар» (1828). Анчар – древо яда, источник смерти, проклятие природы.

Природа жаждущих степей
Его в день гнева породила,
И зелень мертвую ветвей
И корни ядом напоила.

Но самого древа нельзя обвинять в том, что оно несет зло. Это попущено Творцом природы. Никому, кроме человека, анчар не грозит бедой:

К нему и птица не летит,
И тигр нейдет…

Человек – вот существо, хотя и сотворенное Богом, но наделенное самовластием, то есть свободой воли. И.И. Срезневский в словаре древнерусского языка указывает: «Самовластие – свободная воля». В православной аскетике под «самовластием» понимается свойственная человеку как разумному существу способность сознательного выбора между добром и злом. Если он еще имеет власть и над другими людьми, то не всегда с честью выдерживает это испытание.

…Человека человек
Послал к анчару властным взглядом,
И тот послушно в путь потек
И к утру возвратился с ядом.
А царь тем ядом напитал
Свои послушливые стрелы
И с ними гибель разослал
К соседям в чуждые пределы.

В черновике мысль Пушкина выражена еще отчетливее: «Послал к анчару самовластно». Источник зла – самовластная воля человека. Словарь языка Пушкина отмечает: «Самовластно – по личному усмотрению, произволу, самовольно». Самовластно у Пушкина может поступать не только царь, но и разбойник. Словарь дает пример такого словоупотребления из «Капитанской дочки»: «Шайки разбойников злодействовали повсюду; начальники отдельных отрядов самовластно наказывали и миловали…»