Нет другой двери… О Гоголе и не только

В этом – пушкинском – контексте следует, как нам кажется, понимать и смысл стихотворения «14-ое Декабря 1825». Прояснить его помогает статья Тютчева «Россия и революция», написанная по-французски и впервые напечатанная в Париже в 1849 году. Здесь, в частности говорится: «Человеческое я, желающее зависеть лишь от самого себя, не признающее и не принимающее другого закона, кроме собственного волеизъявления, одним словом, человеческое я, заменяющее собой Бога, конечно же, не является чем-то новым среди людей; новым становится самовластие человеческого я, возведенное в политическое и общественное право и стремящееся с его помощью овладеть обществом. Это новшество и получило в 1789 году имя Французской революции» [279].

Та же мысль звучит и в стихотворении Тютчева «Наполеон»:

Сын Революции, ты с матерью ужасной
Отважно в бой вступил – и изнемог в борьбе…
Не одолел ее твой гений самовластный!..
Бой невозможный, труд напрасный!..
Ты всю ее носил в самом себе…

Таким образом, Тютчев пытается определить духовные причины революции. Ее идея заключается в «самовластии человеческого я, возведенного в политическое и общественное право». Именно в этом смысле и употребляется слово «самовластье» в стихотворении «14-ое Декабря 1825». Иван Аксаков, близко знавший Тютчева и написавший его биографию, отмечал, что «в его писаниях с самых ранних лет выражалась замечательная самостоятельность и единство мысли»[280]. Развращенные «самовластием человеческого я» («Вас развратило Самовластье…»), декабристы носили кару сами в себе («И меч его вас поразил…»). По Тютчеву, причина бунта и гибели декабристов по отношению к ним не внешняя – самовластье (самодержавие), а внутренняя – стремление утвердить власть собственного «я».

«Самовластье» у Тютчева во многом понимается как «любоначалие» – желание властвовать. Здесь снова уместно вспомнить Пушкина:

Владыко дней моих! дух праздности унылой,
Любоначалия, змеи сокрытой сей,
И празднословия не дай душе моей.

(«Отцы пустынники и жены непорочны…», 1836).

В словаре языка Пушкина приводится лишь одно значение слова «любоначалие» – «властолюбие, стремление властвовать над другими». Но страсть любоначалия многообразна. Это не только властолюбие, но также превозношение и гордость. Оно (любоначалие) прямо противоречит евангельской заповеди: Кто хочет между вами быть большим, да будет вам слугою; и кто хочет между вами быть первым, да будет вам рабом (Мф. 20, 26–27). Нарушение Адамом и Евой запрета, наложенного Богом, не было простым непослушанием. И вы будете, как бог», – сказал им змий во искушение (Быт. 3, 5). Вот где лежит исток самовластия восставших декабристов.

Что касается второй строфы стихотворения, то ее образы – «вечный полюс», «вековая громада льдов», «зима железная» – связаны с символикой русской государственности. Напротив, таяние снега, льда символизировали в ту эпоху революцию. По Тютчеву, декабристы покусились на коренные законы русской жизни, на которых покоилась Российская империя, и потому их безрассудный бунт был обречен: «И не осталось и следов».

Церковь одна

Хомяков и Гоголь

Алексей Степанович Хомяков сегодня более известен как один из идейных вдохновителей славянофильства, как поэт и публицист. В наше время были изданы его поэтические произведения («Библиотека поэта». Большая серия, Л., 1969) и критические статьи («О старом и новом», М., 1988). Но с начала 1990-х годов начали переиздаваться и его историософские и – главное – богословские сочинения (Сочинения: В 2 т. М., 1994; Сочинения богословские, СПб., 1995). Ранее, в 1991 году, была напечатана в журнале «Литературная учеба» (№ 3) «Церковь одна». Это первое и наиболее яркое богословское произведение Хомякова. В сжатой, отточенной и образной форме он обосновывает учение о единстве и единственности Церкви. Трактат произвел в свое время большое впечатление на тех людей, кому Хомяков дал его прочесть под видом не своего, а как бы обнаруженного сочинения неизвестного православного автора прошлых времен.

Юрий Федорович Самарин Литография с автопортрета. 1842 г.