Нет дыма без огня

Кей попытался удержать Лауру, когда та вскочила с постели и принялась собирать свою одежду.

— Ты куда? — сонно пробормотал он.

— К себе в комнату.

— Зачем?

— Я хочу принять душ.

— Здесь тоже есть ванная.

— Но у нас больше нет мыла. Кроме того, мне надо собрать вещи. Надо быть готовыми, когда они придут за нами, чтобы везти в аэропорт.

Она быстро оделась.

— Который час?

— Девять.

— Девять! Неужели так поздно? — Он сел на кровати и пальцами причесал растрепанные волосы.

— Ты можешь еще поспать. До полудня далеко.

— Нет, я встаю. А то еще эти гады отложат наш отъезд. Я помоюсь, а потом попробую заказать кофе.

Но Кей продолжал лежать, глядя в потолок и раздумывая. Накануне Лаура высказала ему некоторые сомнения. Он же, будучи более скрытным, не признался ей в собственных опасениях.

Чтобы успокоить совесть, она придумала психологическое оправдание своей готовности лечь с ним в постель, хотя, как ему показалось, сама не слишком верила в свою выдумку. На его взгляд, вожделение не следовало анализировать или искать ему объяснение. Страсть требовала удовлетворения, только и всего.

Он не спрашивал себя, почему это случилось, но не мог определить своего отношения к случившемуся, своего отношения к Лауре после того, что произошло.

Никогда прежде он не получал такого наслаждения от женщины. Физически они отлично подходили друг другу. Она не уступала ему в страсти и умении. Газеты тогда много понаписали о ней, но он не ожидал от Лауры такой свободы в любовных играх. При одном воспоминании об этом он снова загорался. Ему мало ночного любовного марафона. Он хотел еще. И только ее.

Подобное состояние также было непривычным и обескураживающим. В любви он обычно выше всего ценил сам процесс преследования. Стоило настигнуть женщину, и ее притягательность быстро снижалась до нуля. Его сильно беспокоило, что с Лаурой все происходило наоборот: она становилась все более загадочной. Он открывал в ней все новые стороны и качества и был готов заниматься этим изучением до бесконечности.

Женщины подобны бритвенным лезвиям. Стоило лезвию затупиться, и он выбрасывал его, заменяя новым. Но Кей не представлял себе расставания с Лаурой. И другую на ее месте тоже.

Да он и не мог ею распоряжаться по своему усмотрению.

Так вот она, разгадка всех его душевных копаний и опасений. Лаура — не его собственность. Сложись обстоятельства по-иному, она по-прежнему могла бы принадлежать брату.

Сначала Лаура была женщиной Кларка.

Именно это обстоятельство мешало ему считать прошлую ночь вершиной их любви. Видимо, сам того не замечая, он как-то показал это Лауре. Или доктор Маллори обладала необычайной проницательностью.

Она заговорила об этом, когда накануне вечером они еще немного поели и решили, что им пора спать. Лаура лежала на боку, спиной к нему, подложив руки под щеку. Он задумчиво перебирал пряди ее волос; она заснула, а ему это никак не удавалось. Он удивился, когда она сонно произнесла:

— Я знаю, о чем ты думаешь.

Он уперся коленями в ее спину.

— Ладно, умница, скажи мне, о чем я думаю.

— О Кларке.

Кей перестал улыбаться и выпустил из рук прядь ее волос.

— Почему о Кларке?

— Ты гадаешь, не сравниваю ли я вас двоих, а если сравниваю, то кто из вас лучше.

— Я не знал, что ты еще и ясновидящая.

Лаура повернула голову и посмотрела на него через плечо.

— Так я не ошиблась? Ты действительно об этом думаешь?

— Может быть.

Грустно улыбнувшись, она слегка покачала головой.

— Вы совершенно разные люди. Оба привлекательные, оба неординарные, оба прирожденные лидеры, но такие разные. Я любила твоего брата и считала, что он любит меня. — Она понизила голос до шепота: — Но никогда с ним не было так, как с тобой сегодня. — Она отвернулась и опять положила руки под щеку. Потом снова повторила: — Никогда.

Он некоторое время молча лежал, мучаясь ревностью и убеждая себя, что она говорит правду. Однако очень скоро зависть к Кларку сменилась желанием. А может быть, это было не желание, а ревнивое стремление подчинять.

Внезапно Кей обхватил ее рукой и грубо придвинул к себе, плотно прижавшись животом к ее ягодицам. Он овладел ею одним энергичным движением. Он укусил ее за шею и не разжал зубы, чувствуя потребность властвовать и укрощать.

Но сила и не требовалась. Лаура не сопротивлялась, а, наоборот, была податливой и уступчивой и так сильно возбуждена, что мускулы ее тела сжали его плоть, словно кулак, вытягивая влагу, а вместе с нею и его сомнения.

Некоторое время они не могли отдышаться. Пот мелкой росой покрывал их тела. Когда наконец они разъединились, Лаура повернулась к нему и ткнулась лицом в его грудь, подергивая губами волосы. Она прошептала:

— Какое бесстыдство.

— Я всегда был бесстыдным.

— Я не о тебе. Я о себе.

Он уснул, не выпуская ее из объятий, успокоенный этим подтверждением ее любви.

Но это произошло ночью, а теперь, при свете дня, сомнения возродились снова; вернулись, как влажная жара, сопровождающая восход солнца. Он припоминал все, что она ему говорила, ее бурную чувственность, ее смелые ласки. Не может быть, чтобы у них с Кларком это получалось лучше.