Нет - это да

— У меня для тебя подарок, Мэйли.

— У меня для тебя тоже, — лукаво улыбнулась она. — Но я отдам его в полночь. Когда пробьют часы. Так принято.

— Наконец-то! В твоей спальне или в моей? Лучше в моей. У меня большая кровать. Там удобнее. У тебя комнатка маленькая и кровать узкая.

— Ты что, был в моей комнате? — мгновенно взвилась она. — Как ты мог?

Таймэн только ухмыльнулся высокомерно. Да, он был в ее комнате. И украл у нее подушку с кровати — чтобы ночью вдыхать ее запах. В себе он больше разобраться не пытался, махнув рукой. Снежный ком, катящийся с вершины горы, удержать невозможно. Ум сам собой перевел мысли в стихи: Тай часто теперь так делал, когда узнал, что Мэй любит поэзию:

— Снежный ком, снежный ком,

Ты так быстро летишь с горы, —

Удержать не под силу!

— Это Микумэ? — вскинула брови девушка. — Я не знаю такого!

— Это я, — отвернулся Таймэн, краснея. — Я принесу шампанское.

Мэй озадаченно поглядела ему вслед. Боги! Да какой же он настоящий? Он как шкатулка с секретом — открывается с разных граней.

— Прекрасная, позвольте пригласить вас на танец! — рядом с Мэй появился учитель географии, кудрявый смуглый мужчина. Явно уроженец южной провинции.

Отказать ему повода не было, но отчего-то Мэй колебалась. Ей не хотелось танцевать. С ним не хотелось. Но Тая найти глазами ей не удалось, и она вымученно улыбнулась и подала руку. Как же его зовут? Филипп? Франциск? А, Людвиг!

— Вы скучаете, — уверенно заявил кудрявый, притягивая ее к себе. — Я не могу допустить, чтобы в самую длинную ночь в году такая красавица скучала!

Мэй досадливо вздохнула. Она вспомнила, почему терпеть не могла балы: слишком близко прижимаются эти мужчины в танце. Слишком жадно глазеют в декольте. Слишком уверены в своей неотразимости.

Шаг, шаг, шаг, поворот. Что он там заливается, как соловей, не давая насладиться танцем?

— Вы очень красивая женщина, Мэй! Ваши глаза…

— Я знаю. Они узкие. И черные.

— Я хотел сказать, что они как у кошки, — не смутился Людвиг. — И вся вы такая грациозная… словно снежный барс.

— А еще я белая и пушистая, только шерстью внутрь.

Он аж с шага сбился, а Мэй, наконец, нашла глазами Тая. "Спаси меня!" — взмолилась она одними глазами, и он понял. Сунул кому-то бокалы с шампанским и решительно направился к ним.

— Позвольте я украду вашу даму, — решительно оттеснил он кудрявого. — И не спорьте, я гость вашей страны и к тому же почти Император.

Мэй солнечно ему улыбнулась и положила одну ладонь на рукав Тая, а другую на плечо. Он хорошо танцевал — чуть неловко, но старательно, а еще лучше молчал, сосредоточенно пыхтя и губами считая шаги. Не прижимался к ней, пару раз наступил на ногу, но все же Мэй наслаждалась. Когда танец закончился, Таймэн сразу оттащил ее в сторону.

— Этот круглоглазый уродец настолько же противный, как пауки? — нетерпеливо спросил он. — Я хочу свою награду!

— Запиши на мой счет, — легкомысленно хихикнула Мэй. — Сегодня не твой день, приятель.

— Некуда записывать, — вздохнул Тай с притворной грустью. — Ты так и не подарила мне тетрадь.

— А разве уже полночь?

— Через две минуты. А ты думала, зачем я отвел тебя в сторону? В полночь ты будешь только моей!

Мэй восхищенно и совершенно неаристократично присвистнула.

— А ты хитер, — с уважением сказала она.

— Да, — согласился Тай. — Слышишь? Полночь.

— Рано еще, — попыталась возразить она, но маг-светильники вспыхнули и погасли.

В полночь всегда гасили свет на четверть часа — такой обычай. Заканчивался старый год. Начинался новый. Эти минуты символизировали торжество смерти — смерти для прошлых ошибок и обид. Парочки в эти несколько тёмных минут обычно целовались; выходит, Тай знал об этой традиции и специально утащил ее в сторону. Однако он и тут обманул ее — хитрец! Поцелуи? О нет! Мужская ладонь зажала ей рот, а горячие губы прижались к ямочке между ключицами, а потом нахально спустились к груди. Она придушенно и гневно всхрапнула, совсем как породистая лошадь, и тут же почувствовала, как запястья, а потом локти и плечи опутывает водная плеть, стягивая их за спиной и заставляя свести лопатки.

— Не шуми, мэйли, — прошептал ей в ухо Тай. — Я не успею сорвать твой цветок. Просто понюхаю его. А будешь кричать — что люди скажут?

Он интуитивно ударил в больное место: когда твоя мать — бывшая куртизанка, ты всегда думаешь о том, что люди скажут. Мэй очень боялась позора и поэтому замерла на месте молча, даже когда он убрал ладонь от ее рта. Даже когда наглые пальцы проникли в декольте, резко оттягивая его вниз и подхватывая грудь. Даже когда обжигающие губы обхватил сосок. Она едва удерживалась от стона; могла бы — зажала бы себе рот сама, но руки были связаны. А он не щадил ее, жадно засасывая грудь, прикусывая зубами сосок и тут же смягчая такую сладкую боль нежными движениями языка. Мэй все же всхлипнула — столь обжигающих ощущений она никак не ожидала, но Таймэн понял ее по-своему. Отпустил, поправил декольте, убрал путы… и прошептал еле слышно:

— Свет еще не включили. Ты успеешь сломать мне нос.