Нет голода неистовей

Хотя в этом вопросе он не стал полагаться на волю случая — даже лег рядом, сделал надрез на своей шее и уговорил попить из него.

Вздыхая во сне, маленькая вампирша нежно прильнула к Лаклейну. Она, должно быть, околдовала его, потому что это казалось самой естественной вещью в мире.

В середине дня, удалив повязки, он увидел, что раны уже полностью затянулись, хотя и оставались еще нежными и раздраженными.

Теперь, когда худшие его страхи были позади, Лаклейн начал размышлять над тем, что стало ему известно.

Сейчас, зная всю правду, он по-другому смотрел на Эмму. Хотя, пришлось признать, его чувства к ней не изменились. Он принял ее как свою пару, даже когда считал частью Орды. Теперь же Лаклейн знал, что она не просто не принадлежала их миру, но даже не была чистокровной вампиршей.

Все эти долгие одинокие годы он по-разному представлял свою пару. Мечтал, чтобы она была умной и привлекательной, заботливой. И вот теперь Эмма, наполовину вампирша, наполовину валькирия, посрамила его самые дерзкие фантазии.

Но ее семья… Лаклейн устало вздохнул. Он никогда не сражался с валькириями, считая их ниже себя. И видел их только издалека. Но он знал, что девы-воительницы были странными, похожими на фей, изящными созданиями, быстрыми и сильными, вокруг которых постоянно ударяли молнии — и ударяли каким-то образом сквозь них. По слухам валькирии питались электричеством. А также славились своим фантастическим умом — чему Эмма была превосходным примером. Но, в отличие от нее, в своей жестокости и любви к битвам валькирии почти не уступали вампирам.

Хотя в мире знали всего о нескольких слабостях валькирий, говорили, что их можно заворожить сверкающими предметами и что они единственные в Ллоре, кто способен умереть от горя.

Быстро и внимательно изучив весь тот материал, который его клан собрал о валькириях, Лаклейн смог найти историю их появления. Согласно ей, тысячу лет назад крик гибнущей в битве девы-воительницы пробудил от десятилетнего сна Одина и Фрейю. Подивившись ее отваге, Фрейя пожелала сохранить такую храбрость, поэтому они с Одином пронзили смертную своими молниями. Спустя какое-то время дева-воительница очнулась в их великом дворце, исцеленная, невредимая — все еще смертная — и беременная бессмертной дочерью-валькирией.

Последующие годы молнии богов пронзали умирающих воительниц из всех родов Ллора — такие валькирии, как Фьюри, на самом деле были еще и наполовину фуриями. Фрейя и Один даровали дочерям воительниц свойственную Фрейе фееподобную красоту и хитрость Одина, соединив эти черты с материнской доблестью и происхождением. Поэтому каждая из них была совершенно уникальна. Но если верить слухам, витавшим в Ллоре, то валькирию можно узнать по глазам, вспыхивающим серебром от сильных чувств.

А когда Эмма попила из него, ее глаза окрасились серебром.

Если эта легенда правдива — а Лаклейн верил, так оно и было — это означало, что Эмма была внучкой… богов.

А он считал ее ниже себя. Могущественный король ликанов, обремененный слабой парой.

Чувствуя, как его захлестывают сожаления, Лаклейн прижал ладонь ко лбу, но заставил себя продолжить чтение. Он нашел краткое описание тех валькирий, которые, как он знал, были непосредственно связаны с Эммой. Старейшая из них, Никс, считалась прорицательницей. Рассудительная Люсия — великолепная лучница — по слухам из-за проклятия была обречена испытывать неописуемую боль при каждом промахе.

Фьюри, их королева, жила под той же крышей, что и нежная Эмма в детстве. Сейчас валькирии подозревали, что Деместриу приковал Фьюри ко дну океана и обрек на вечность нескончаемых мук. И, исходя из собственного опыта, Лаклейн мог с уверенностью утверждать, что прямо сейчас она захлебывалась соленой водой где-то в морской пучине.

Но больше всего его встревожили записи о Регине и Аннике. Орда уничтожила весь род матери Регины. А Анника, известная как превосходный стратег и бесстрашная воительница, посвятила свою жизнь уничтожению вампиров.

Когда семья Эммы во всеуслышание заявляла о своей ненависти к вампирам, когда они праздновали каждое убийство, разве могла она не чувствовать себя чужой среди них? Внутренне не вздрагивать? Ей было всего несколько десятилетий отроду, а валькирии исчисляли свой опыт веками. К тому же в Ллоре она была той, кого называли «другой» — вне какого-либо рода. На всей планете не было никого подобного Эмме.

В этом ли заключалась причина той боли, которую он почувствовал в ней? Понимала ли ее семья разницу между Ордой и Эммой? Ему самому придется быть с этим осторожнее. Ведь он мог с яростью проклинать вампиров, совершенно не думая о ней.

Единственное хорошее, что он нашел в валькириях, так это то, что они всегда сохраняли хрупкий мир с ликанами, полагая, что «враг моего врага — мой друг».

Пока не наступало Воцарение. Когда все бессмертные Ллора вынуждены сражаться за выживание.

Эти новости были в тысячу раз лучше, чем если бы он выяснил, что ее семья принадлежит Орде. Но все же возникал целый ряд проблем.