Нет голода неистовей

— Я во многом могу себя обманывать. Например, в том, что ложь Лаклейна совсем не причинила мне боли. Или что, мне намного уютнее здесь, чем дома. Могу даже игнорировать тот факт, что его возраст превышает мой в десятки раз. Но чего я НЕ могу, так это притвориться, будто весь его клан перестанет меня ненавидеть, а ликаны — нападать. Я не в силах убедить себя, что моя семья примет его, потому что этого никогда не случится, и мне, в конечном счете, придется выбирать между ними.

Едва Эмма произнесла эти слова, как ярость на ее лице медленно сменилась застывшей маской. Она не собиралась рассказывать ему и половины из этого. И сейчас в ее глазах отражался страх. Пара Лаклейна была напугана. Страшно напугана.

Такой же страх Боу видел когда-то и в глазах Мэри.

— Но это ведь не все, верно? Тебя еще что-то огорчает.

— Просто… все кажется таким… ошеломляющим, — прошептала она последнее слово.

— Что именно?

Эмма покачала головой, и выражение ее лица сразу же посуровело.

— Я скрытна по натуре и совсем тебя не знаю. Не говоря уже о том, что ты лучший друг Лаклейна. Больше ничего тебе не расскажу.

— Ты можешь мне доверять. Если ты не захочешь, я ничего ему не выдам.

— Прости, но в данный момент ликаны не возглавляют мой топ-лист доверия. Не со всей той ложью и кошмарными попытками удушения.

Он знал, что Эмма говорила сейчас также и о поступках Лаклейна, но все же отметил:

— Там с Кассандрой… ты смогла за себя постоять.

— Не хочу жить в месте, где мне придется стоять за себя. Или там, где я буду подвергаться постоянным нападкам или травле.

Боу сел на связку сена.

— Лаклейн никак не может найти брата. Кассандра же все больше напоминает назойливого комара. К тому же больная нога ужасно его беспокоит, и он с трудом акклиматизируется в этом новом времени. Но ужаснее всего для него то, что он не может сделать тебя счастливой.

Ликан вытащил из связки соломинку и зажевал конец, предложив Эмме другую.

Она уставилась на его руку. — Спасибо, но я не любитель «пожевать».

Боу лишь пожал плечами.

— Я могу позаботиться о Касс. Его нога заживет, он привыкнет к новому времени, даже Гаррет со временем объявиться. Но ничто из этого не будет иметь значение, если он не сможет сделать тебя довольной.

Эмма повернулась и, прижавшись лбом к морде кобылы, тихо ответила:

— Его страдания или беспокойство не доставляют мне радости, но я не могу просто взять и сказать себе быть счастливой. Это должно прийти само.

— Придет, если ты дашь этому время. Как только Лаклейн избавиться от своих прошлых… тягот, ты поймешь, что он хороший мужчина.

— Но право выбора в этом вопросе я все так же не имею, не так ли?

— Отнюдь. А пока, если хочешь, я могу рассказать тебе, как с ним управляться?

— Управляться? — переспросила она, повернувшись к Боу лицом.

— Ага.

Она моргнула. — А это я просто обязана услышать.

— Пойми, все, что он делает, он делает с единственной целью — сделать тебя счастливой, — Эмма хотела было возразить, но Боу ее перебил.

— Поэтому, если ты не довольна каким-либо его решением или поступком — просто скажи ему, что НЕсчастна.

Когда она нахмурилась, ликан спросил:

— Что ты почувствовала, узнав о его лжи?

Эмма опустила глаза, уставившись на носок туфли, которым вырисовывала круги в грязи, и, наконец, пробормотала:

— Предательство. Боль.

— Задумайся на секунду. Как он отреагирует, узнав, что заставил тебя страдать?

Эмма подняла голову и посмотрела на ликана, долгие минуты не сводя с него взгляда.

Он поднялся с копны сена, отряхнул штаны и направился к выходу. Но уже у дверей замер и произнес:

— Кстати, это твоя лошадь.

И прежде чем снова развернуться к выходу, успел заметить, как кобыла уткнулась носом в волосы Эммы, едва не сбив с ее ног.

***

— Не обнимешь старого друга? — поинтересовалась Кассандра, надув губки.

— Если бы только этот друг довольствовался исключительно дружбой, — нетерпеливо выдал Лаклейн.

Долго еще Боу будет беседовать с Эммой? Лаклейн мог доверить этому ликану свою жизнь, а в трудную минуту даже нечто такое важное, как безопасность пары, но не смотря на это, он не находил себе сейчас места, ожидая возвращения друга.

Кассандра все еще стояла с открытыми объятиями.

— Лаклейн, мы не виделись столько столетий.

— Если сюда войдет Эмма и увидит нас «обнимающимися», как ты думаешь, что она при этом почувствует?

Ликанша опустила руки и села на стул около стола.

— Вовсе не то, что ты себе вообразил. Потому что она ничего к тебе не испытывает. А я оплакивала твою смерть так, как может оплакивать только вдова.

— Пустая трата времени. Даже если бы я действительно умер.

— Боу объяснил, где ты был и кто она. И ей здесь не место. Ты все еще не оправился от ран и не видишь, насколько это не правильно.

Лаклейн не смог даже заставить себя разозлиться, потому что никогда в жизни не был ни в чем так уверен, как в том, что Эмма — его пара. Он осознал, что больше не осталось того, на чем все эти годы держалась его дружба с Кассандрой.