Нет имени тебе…

В чем-то я старика не понимала, но, в конце концов, между нами установилась гармония, потому что мы не требовали друг от друга невозможного и не пытались друг друга переделать. В общем, я просекла, почему Петрарка повсюду таскал его с собой.

Потом приехал Ярик. Привез еды. Никаких поползновений потрахаться, что меня ободрило. Похоже, голова его забита философиями. Отдала ему «Исповедь», а он завелся: это первая в мире автобиография, духовная автобиография, психологическая исповедь, исповедальная проза, Августин – основатель жанра. Я лихорадочно соображала, что сама скажу, а Ярик про Гете, про Льва Толстого и Петрарку… Зачем говорил, не знаю, все это в предисловии написано. Да я и не слушала, потому что внезапно мне стало ясно, что он не ждет от меня никаких впечатлений-откровений, он сам хочет вещать, он получает от этого удовольствие и любуется собой, как здорово и складно у него получается. Может быть, ему даже кажется, что умные слова, которые он произносит, он сочинил сам.

Обещал привезти мне еще какую-то суперкнигу. И тут, к своему удивлению, я узнала, что он не на философском учится, а на матмехе.

О-фи-геть!

Когда Ярик уехал, я думала об Августине и чувствовала печаль, потому что нет у меня такого собеседника и защитника, как у него, и не могу я поверить в тайное, а только в явное, и не могу с кем-то постоянно быть и разговаривать, кого-то с такой силой любить. А проще, что не верю я в Бога. А еще мне было жаль, что я отдала книжку и рассталась с Августином. Кого-то Ярик мне еще привезет? А пока я осталась со своей бутылкой, она у меня накануне была припрятана. Вино красное, легкое, полусладкое. Не какое-нибудь краснодарское, а французское. На Свердловской набережной в Питере разлито.

4

От флюса и воспоминания не осталось. Боевая раскраска почти сошла. Позвонила Ярику, хотя днем в универ звонить ему нельзя. Ничего, перетопчется. Просто мне нужно было его застать перед тем, как он сюда припрется. Но Ярик даже обрадовался звонку. Я попросила, чтобы он купил мне акварель и бумагу, объяснила какую. Просьбе тоже обрадовался. Странный он парень. И не пристает. Судя по тому, как он на меня смотрит, ориентация у него нормальная. Может, у него женщины никогда не было? Поначалу я даже подумала, что он совсем зеленый, первокурсник, а он, оказывается, уже диплом защищает. Дурковатый какой-то. Он мне жизнь спас. В прямом смысле. Может, лучше и не спасал бы. Но трахаться с ним из благодарности я не намерена.

Две недели назад я шла куда глаза глядят, под дождем, без зонтика, в полуобморочном состоянии. Промокла до нитки, тряслась крупной дрожью. Идти некуда. Девчонки разъехались. К Ромычу вернуться? Лучше на гильотину. Сколько раз я ночевала в чужих квартирах, сидела ночами в комнатах и кухнях с жуткими людьми… Я забыла их всех, чтобы никогда не вспоминать. И вдруг безумная мысль: меня приютит Анна Иванна, старая училка из художки. Она – одинокая, вышла на пенсию, жила на даче зимой и летом, года три назад мне позвонили и попросили ее навестить, у нее была какая-то круглая дата. Мы с девчонками забрали у директора художки подарок и поехали. Анна Иванна была рада. Стоял чудесный день бабьего лета. Возвращались затемно, Анна Иванна провожала нас на электричку. Под фонарями безумно красиво пылала желто-зелено-красная листва кустов и деревьев, и по обе стороны улочки лежали вороха листьев, шли, как в туннеле. Я потом часто вспоминала этот день. Тут я и врубилась: вот к кому нужно ехать.

В электричке удалось сесть к окну, но за ним все равно ничего не было видно, двойное грязное стекло заливали струи воды. Меня бил озноб, но потом согрелась и задремала, а когда открыла глаза, показалось, что приехала. Я не очень хорошо помнила дорогу на дачу, но ноги сами должны были привести. Знала только одно, нужно перейти пути. Вышла из первого вагона, спустилась с платформы и стала переходить. Ей-богу, я не собиралась расставаться с жизнью, но какое это имеет теперь значение. Ярик, хилый мальчишка, вытащил меня за шкирку буквально из-под колес электрички, а я даже сразу не поняла, в чем дело, далеко его послала, руками махала. Но потом сообразила, в истерике билась.

Оказалось, что поселок Анны Иванны я уже проехала. Ярик спросил, куда меня проводить. Я сказала, что идти мне некуда. Так и оказалась у него на даче. Одежда моя сушилась на веранде, а я сидела в ватнике поверх старого махрового халата, мокрые волосы замотаны банным полотенцем. Он побежал в магазин, купил еды и коньяк. Предварительно спросил, что я пью. Все подряд. Он сам решил, что коньяк по медицинским показаниям самое то. О себе я ему сказала все как есть: рассталась с любимым человеком. Выпила, успокоилась, согрелась, ватник скинула.

– Как тебя зовут? – спрашиваю.

– Ярослав.

– Значит, Ярик.

– Меня Славой обычно зовут.

– А для меня ты будешь Ярик. Славик у меня уже был.

Он тактично кивнул, а что подумал, мне было все равно.