Читаем Нет мне ответа...Эпистолярный дневник 1952-2001 полностью

Первый раз я ехал этой древней дорогой — через Переславль, Ростов, Ярославль — на Вологду. Какая тихая, теперь уже обманчиво притихшая Россия. Представляю, как тут было при царе-кесаре, и зависть к предкам охватывает — жили, никуда не спешили, ничего не боялись, одного барина почитали, а теперь-то их вон, по тыще на каждого трудящегося развелось! И все кланяться велят, и почитать их, а главное — идею, по которой они вознеслись и здравствуют.

Мой папа тоже зимогорил в Енисейске (отбывал там ссылку в 1953-1955 гг.) правда, не без вины, а по причине дурной своей башки. Сейчас у меня доживает свой век. Дети, сотворенные им с маменькой, видеть его не желают, да и мало их осталось. Поумирали, поспились.

Есть о чём поговорить нам, есть! И я непременно Вас навещу, скорее всего в октябре, в первой половине, а пока удалюсь в деревню, отлёживаться после редактуры, далеко ещё не завершённой, то есть мною-то она сделана, но ещё издательство не начинало «работу с автором».

Статью Вашего сына Феликса я читал в «Нашем современнике», и она мне понравилась [речь о статье «Наши кедровые леса», опубликованной в № 9 журнала в 1975 г. — Сост.], жаль, что не довелось мне с ним встретиться во время работы над «Царь-рыбой», впрочем, и от того уже, что я знал и видел, у меня уже раскалывается башка, а он бы, как учёный, ещё добавил мне «материалу». Ну, крепитесь, держитесь и прочее! В. Астафьев


август 1976 г.

(В.Г.Летову)

Дорогой Вадим!

После долгого нервотрёпного сидения Москве я вернулся, наконец-то, домой, как всегда хворый, но дела недоделавший. Вот добрался и до деревни — дня два буду вовсе один, даже и не верю этакому счастью! Как-то мои домашние наловчились терзать меня своим присутствием и связанными с этим постоянными волнениями, недоразумениями, подозрениями, и пр. и пр.

Готовил я «Царь-рыбу» в «Роман-газету» в один (!) номер — больше мне не дают. Надо было сокращать 3,5 листа. Я, идиот, начал «идти по тексту», исполосовал всю повесть, измучился, изматерился, а потом догадался просто снять пару глав и только. Но тут на меня с претензиями: «Остро, надо бы то-то...» Я взорвался и сказал, что всю возможную и невозможную цензуру прошёл и с меня хватит. С тем и уехал. Пойдёт, не пойдёт — не знаю. Жаль потраченные нервы — они и без того-то сплошные хлопья.

Погода у нас так и не наладилась. Всё вымокло, выстыло — урожая ни в полях, ни в лесу. Уныло всё и в природе, и в людях. У меня всё болит: кости, лёгкие, и, чего давно не бывало, стало придуривать сердце, иной раз довольно пугливо.

Книгу тому безрукому художнику я отправил — «Затеси» отправил, ибо там рассказ «Руки жены». 15 сентября с Марьей поедем в Молдавию на декаду русской культуры, авось маленько погреемся. А потом я всё же двину в Сибирь — надо заканчивать «Последний поклон», а то пока я его напишу, все вымрут. В начале августа умерла тётя Галя, та самая «прокурорша», что описана в последней главке «Царь-рыбы». Я на похоронах не был — не смог, и это меня угнетает очень.

Ну-с, пожелаю Герке хорошего начала учебного года, а Матрёне здоровья и здоровья. Да пусть вас больше не трясёт. Напиши Вале — пусть она мне достанет «Пастуха и пастушку» на грузинском языке. Мне грузины не отвечают. Всех целую. Виктор

А младшему Виктору завтра 4 месяца. Славный малый растёт, улыбается всем, горгочет.


5 сентября 1976 г.

(В.Юровских)

Дорогой Вася!

Мне всегда приятно получать твои бодрые и трепетные письма, всё в них о природе, о работе, а то алкаши одни одолевают, стонут, стишки «погибельные» шлют и сами вроде бы вот-вот погибнут, но чаше всего погибают их матери, жёны, дети, а они продолжают пить, жаловаться, ругать власти, литературу, всех чернить, кроме себя. Надоели, окаянные. Артисты они, и все одинаково играют, зато самолюбивы и эгоистичны до омерзения. Надоели, падлы!

Я живу всё ещё тяжеловато. Написать книгу, которая бы всколыхнула пусть не общество, а хотя бы отдельную публику, трудно, а потом ещё надо нести на себе, как крест, груз гнева, боли и настороженности, вызванных ею. Очень «Царь-рыба» оказалась для моего здоровья и больной головы книгой тяжёлой — до сих пор мучаюсь с нею. Сдавал в «Роман-газету», так все требуют подписей, печатей, разрешения и, в конце концов, дали сокращённый вариант в одном номере, да и то попросили: «Остро очень, так нельзя ли кое-что...», ну тут уже я освирепел, бахнул дверью и уехал. Дают вроде бы в № 23, но боюсь, что попросят в корректуре «кое-что», и я опять буду ругаться, а потом голова станет раскалываться. А ещё ведь редактура книги впереди новой, непростой — в неё входят «Ода русскому огороду», новые главы «Последнего поклона» и «Царь-Рыба» — меня уж всячески готовят к «редактуре». Ах, мати божья!..

Перейти на страницу:

Все книги серии Нет мне ответа.. Эпистолярный дневник

Нет мне ответа...
Нет мне ответа...

Книга представляет собой эпистолярный дневник большого русского писателя Виктора Петровича Астафьева. Дневник, составленный из нескольких сотен его писем, почти ежедневно из года в год отправляемых им в разные уголки страны родным и друзьям, собратьям по перу, начинающим авторам, в издательства и редакции литературных журналов. В них с предельной искренностью и откровенной прямотой отразилась жизнь выдающегося мастера слова на протяжении пятидесяти лет: его радости и огорчения, победы и утраты, глубина духовного мира и секреты творческой лаборатории прозаика. В них страдающая мысль и горестные раздумья сына своего Отечества о судьбе его многострадальной Родины и ее народа, великой частицей которого он был.Большинство писем Виктора Астафьева публикуется впервые.

Виктор Петрович Астафьев

Биографии и Мемуары

Похожие книги

Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное
12 Жизнеописаний
12 Жизнеописаний

Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев ваятелей и зодчих. Редакция и вступительная статья А. Дживелегова, А. Эфроса Книга, с которой начинаются изучение истории искусства и художественная критика, написана итальянским живописцем и архитектором XVI века Джорджо Вазари (1511-1574). По содержанию и по форме она давно стала классической. В настоящее издание вошли 12 биографий, посвященные корифеям итальянского искусства. Джотто, Боттичелли, Леонардо да Винчи, Рафаэль, Тициан, Микеланджело – вот некоторые из художников, чье творчество привлекло внимание писателя. Первое издание на русском языке (М; Л.: Academia) вышло в 1933 году. Для специалистов и всех, кто интересуется историей искусства.  

Джорджо Вазари

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Искусствоведение / Культурология / Европейская старинная литература / Образование и наука / Документальное / Древние книги