Читаем Нет мне ответа...Эпистолярный дневник 1952-2001 полностью

Марья моя, повидавшись с Секлетой, ожила. И слава богу. У нас уже тепло, тает, авось и настоящего тепла дождёмся, до весны ещё одной доживём.

Ребятишки наши живы и резвы. Витя дело своё маленькое налаживает, стал серьёзным, к нам приветливым, но российская бюрократия, лучшая в мире, терзает его. А я говорю: «Как иначе-то? Чтобы понимал, где живёшь, да ещё и делом пробуешь заниматься. Тут у нас только бездельнику климат».

Словом, пока живём и надеемся на лучшее, чего и тебе, и всем пермякам желаем. Кланяюсь. Виктор Астафьев



15 марта 1998 г.

(А.Бондаренко)

Дорогой Алёша!

Только что улетела от меня моя редакторша — добили мы собрание сочинений, сдали три последних тома. Если бы не Марья Семёновна и не Агнесса Фёдоровна, мне бы самому этот адский труд не одолеть. И она, редакторша, сутки спала, в Москву улетевши, а я тут почти в обмороке сутки отвалялся, но всё равно встал с больной головой, однако почты выше головы накопилось, так вот хоть сверху что лежит — отвечу.

Зарисовки, Алёша, ничего, но не торопись ты печатать всё, что напишешь. Эти зарисовки можно и спустя годы напечатать, желательно, когда героя не станет. Кстати, мне прислали журнал «Муравейник», и там два твоих этюда напечатано. Журнал, если не купишь, возьми у нас. Нонче весной мы с тобой сможем увидеться только в середине мая. В начале мая, здоров буду, улечу в Италию, в Миланском университете читать лекцию о сибирской литературе.

А пока попробую отдохнуть, одолеть почту и кое-что полистать о сибирской литературе, подготовиться к чтению лекции. Я, правда, уже читал в Амстердаме, Женеве, Греции, Японии, но обновить кое-что в памяти всегда не лишнее.

В Овсянке давно не бывал. Пожар там опять был, сгорела изба, правда, не до основания, пьяницы Витьки Рошкова, а Володя, что на берегу всё ковырялся, дрова ловил, корчажки и сетёнки ставил, со страху помер, так вот и тут смерть подбирает путёвых стариков, а пьяницам, им ни хера не делается.

Ну ладно, голова чугунеет совсем.

Алёша! Будешь в лесу — наруби иль наскобли килограмма два пихтовой коры, читательница одна просит для больного сына. Не забудь, пожалуйста, или лесника какого попроси и пошли с попутчиками, ладно?

Люде поклон. Переправил мать-то с обменом квартиры. Ещё одно деревенское гнездо опустеет. О-о Господи, когда же наоборот-то будет?

Обнимаю. Виктор Петрович



26 марта 1998 г.

Красноярск

(А.В.Астафьевой)

Дорогая Ася!

Прости меня за долгое молчание. Совсем тут закрутило меня с новой повестью, собранием сочинений и множеством хлопот, да и суеты.

По получении от тебя почты сдал я твои сказки и рассказы в наш журнал «День и ночь», и они там, в редакции, всё читали и читали, а я всё ждал и ждал, а время бежало и бежало. Потом я поорал маленько и прочли они, злодеи, рукописи и, как я ожидал, сказали, что не ихнего профиля эти творения, однако ж рассказ или два пообещали дать, если выживут. С деньгами плохо, как и везде, и каждый номер журнала выходит, как бы последний.

Повесть я сдал, уже и вёрстку прошёл, идёт она в майском и июньском номере, сдал и все тома собрания сочинений, что стоило мне полной, смертельной усталости, и я отъехал от дома маленько, в местный лесной профилакторий. Поскольку не сезон, живу уже неделю в половине деревянной дачи один и впервые за много лет отдыхаю и начинаю понимать, что такое отдых! Тишина, никого нету, в соснах ветер пошумливает, птички поют, а главное, писать ничего уже не надо. Хотя и привез с собой полный «дипломат» скопившихся писем, но и даже их писать неохота.

Осталось ещё дня четыре мне здесь вольготно пожить, а там домой, там телефон, люди докучливые, тяжба с выборами, но главное, совсем ослабшая от хворей Марья Семёновна. Плохи дела её, собралась опять умирать, сердечные дела её давят, и нога, разрушенная туберкулёзом, отказывается ходить. Давно она уже из дома не выходит и в доме от кровати до кухонного стола кое-как добирается, но чуть полегчает, уже за машинкой, уже бумажками шуршит. Ну, никто, как Бог.

Поля растёт, перевалила за 15 лет, помогает по дому, но и хлопот-забот бабушке от неё много исходит. Слава Богу, что не пьёт, не курит и наркотиками не занимается. Один раз заставил я её руки показать, ревёт, возмущается: «Дед! Да ты что?!» А я говорю, что лучше сейчас маленько поревёшь, чем потом горько плакать, и пригрозил, что зашибу, если чего замечу. Возраст-то переходный во времена ломаные, приходится построже быть.

Скоро должны мне выплатить деньги за собрание сочинений, и тогда я смогу послать и тебе, а пока тянемся на то, что получаем мои случайные гонорары. Жду с нетерпением мая, чтобы в середине его уехать в Овсянку, если М. С. окончательно не сляжет. Не дай Бог, оставить её не с кем, а без житья в Овсянке мне быть невозможно.

Ну, опять же, никто, как Бог.

Передавай поклон Зине и матери. Кланяюсь, целую. Виктор Петрович



29 марта 1998 г.

Красноярск

(Г.А.Солуяновой)

Дорогая Галина Анатольевна!

Перейти на страницу:

Все книги серии Нет мне ответа.. Эпистолярный дневник

Нет мне ответа...
Нет мне ответа...

Книга представляет собой эпистолярный дневник большого русского писателя Виктора Петровича Астафьева. Дневник, составленный из нескольких сотен его писем, почти ежедневно из года в год отправляемых им в разные уголки страны родным и друзьям, собратьям по перу, начинающим авторам, в издательства и редакции литературных журналов. В них с предельной искренностью и откровенной прямотой отразилась жизнь выдающегося мастера слова на протяжении пятидесяти лет: его радости и огорчения, победы и утраты, глубина духовного мира и секреты творческой лаборатории прозаика. В них страдающая мысль и горестные раздумья сына своего Отечества о судьбе его многострадальной Родины и ее народа, великой частицей которого он был.Большинство писем Виктора Астафьева публикуется впервые.

Виктор Петрович Астафьев

Биографии и Мемуары

Похожие книги

Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное
12 Жизнеописаний
12 Жизнеописаний

Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев ваятелей и зодчих. Редакция и вступительная статья А. Дживелегова, А. Эфроса Книга, с которой начинаются изучение истории искусства и художественная критика, написана итальянским живописцем и архитектором XVI века Джорджо Вазари (1511-1574). По содержанию и по форме она давно стала классической. В настоящее издание вошли 12 биографий, посвященные корифеям итальянского искусства. Джотто, Боттичелли, Леонардо да Винчи, Рафаэль, Тициан, Микеланджело – вот некоторые из художников, чье творчество привлекло внимание писателя. Первое издание на русском языке (М; Л.: Academia) вышло в 1933 году. Для специалистов и всех, кто интересуется историей искусства.  

Джорджо Вазари

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Искусствоведение / Культурология / Европейская старинная литература / Образование и наука / Документальное / Древние книги