Нет ничего невозможного. Путь к вершине

Наверное, быть дома — это проводить время с теми, кого любишь. Быть дома — это смеяться и заниматься любовью. Чувствовать комфорт в одиночестве и плакать, не беспокоясь, что кто-то увидит. И если вспомнить все кусочки мира, где я на своем месте, я понимаю, что у них есть нечто общее: все они в горах.

Источник моей головной боли — в том, что я удалился от дома. Массовые забеги, с огромным количеством людей и шумом, похожи на города. В последнее время они стали моим привычным ландшафтом, но в них я — не дома.

Я всегда находил покой в одиночестве. Для меня трое — это толпа. И в семье, и в компании друзей я всегда чувствовал себя некомфортно, нестабильно. Мне нравится быть с людьми, но только чуть-чуть и иногда. В нашем таком социальном мире, где все связаны со всеми, мне никогда не хотелось принадлежать к той или иной группе.

В детстве я думал, что, когда вырасту, хотел бы жить в уединении, в доме, затерянном в горах, чтобы дорога до любого обитаемого места занимала не меньше часа. Я даже нарисовал план: одна комната для сна, другая — для хранения спортивного снаряжения, кухня со столом. В окружении природы мне не нужна была бы ванная комната, чтобы от кого-то скрываться; я представлял себе, что каждый день смогу наслаждаться, удовлетворяя свои базовые потребности, фантастическим видом, намного более вдохновляющим, чем стены из белого кафеля.

В Шамони мои мечты грубо столкнулись с реальностью. Из-за небольшой площади и огромного разнообразия людей мужчины и женщины там объединяются во что-то вроде групп, а сама по себе принадлежность к группе заставляет их думать, что одни из них лучше других. Я не просил, но меня приписали к шайке ультратрейлеров. Я не сказал ни да, ни нет: с одной стороны, я не то чтобы получил официальное удостоверение, а с другой — не озаботился тем, чтобы снять с себя ярлык члена «клуба». У меня была слишком сильная жажда активности, и, за исключением моментов, когда я уступал напору кого-то из журналистов или спонсоров, я ни разу не ходил в бары, рестораны или другие места, где люди собираются, чтобы поговорить и утвердиться в своей принадлежности к избранным. Эту принадлежность они демонстрируют своей речью, манерой одеваться и выбором мест, которые посещают.

Я поехал жить в Шамони только потому, что это мистическое для меня место. В детстве я прочитал о нем множество историй. Оно не удалено от всего мира — напротив, Шамони находится в центре Альп, с прекрасным сообщением. Но для меня это место было символичным, позволяющим проживать настоящие приключения и прогрессировать в горных видах спорта. Прекрасное место, чтобы возобновить свою связь с горами.

Впервые я поднялся на Монблан еще подростком, и легкое удовлетворение от покорения вершины не компенсировало того, каких усилий это стоило. Это было ужасно. В первый день, в жутко жестких ботинках и с тяжеленными рюкзаками, мы поднялись до перевалочного пункта, где пытались поспать среди тракторного храпа десятков альпинистов. Когда вскоре после полуночи мы оттуда вышли, стоял кусачий холод, и приходилось все время останавливаться — постоянно кто-то уставал, хотел попить, перекусить или сделать фотографию. Наконец на заре мы дошли до вершины. Спуск был еще хуже: ботинки сдавливали ноги, было очень жарко, а у меня разболелась спина. Создавалось впечатление, будто мы возвращаемся с войны, — а мы всего лишь поднялись на горный пик.

Как-то в те же годы мы с мамой и сестрой поехали в Экрен, что на юге французских Альп. Мы разбили базовый лагерь в кемпинге, где остановились, и выходили оттуда, чтобы ездить на велосипеде, бегать или подниматься в горы. Я узнал, что один из самых сильных бегунов того времени поднялся из этого самого кемпинга до Дом-де-Неж, то есть на четыре тысячи метров, за рекордные три часа. Мне было всего шестнадцать лет, у меня было мало опыта, и этот факт стал для меня стимулом попытаться подняться еще быстрее.