Чего я хотел больше: стать бегуном на длинные дистанции или горнолыжником? Может быть, спортсменом, который выступает на соревнованиях каждую неделю? Или лучше таким, кто соревнуется всего пару раз в год, но с безупречной подготовкой? Прежде всего нужно было понять, перед кем я больше преклонялся: перед тем, кто способен пробежать марафон за два с небольшим часа, как кениец Элиуд Кипчоге, или перед тем, кто может побороться за победу более чем на двадцати забегах высокого уровня в год, как японец Юки Каваути? Сложнейшая дилемма! Если думать об абсолютной результативности — то это кенийский спортсмен; если о возможностях восстановления — японский.
Я обожаю и того и другого, оба одинаково меня вдохновляют. Но кем хочу быть я сам? Мне нравится предельная результативность, но я не хочу, чтобы она мешала развивать другие аспекты того, чем я занимаюсь. Насколько я готов жертвовать качеством, наращивая количество? На этом вопросе мой мозг, кажется, начинает нагреваться. С одной стороны, я хочу продолжать бороться за победу на таких важных гонках, как соревнования по ски-альпинизму Пьерра-Мента, вертикальный километр Фулли,
После все этих рассуждений я возвращаюсь к рутинному графику. Как и каждое утро, сегодня я встаю, машинально надеваю шорты и шлепанцы, выпиваю стакан воды. Не могу сказать, что волнуюсь насчет победы в ближайшее воскресенье. Уж точно не настолько, чтобы мучить свое тело, как я предполагаю, три или четыре часа подряд. Я надеваю наушники и выбираю плей-лист, который сам назвал «Тренировка». Я злюсь сам на себя, потому что у меня есть возможность бегать в окружении изумительного пейзажа, а я не чувствую особого возбуждения по этому поводу. Музыка помогает не думать о времени; я слушаю группу Sopa de Cabra[15] и начинаю бег трусцой.
С каждым днем все большей неудачей мне кажется отсутствие амбиций, достаточных, чтобы выйти из зоны комфорта; я привык, что умею соревноваться и относительно легко побеждаю в гонках. Я бегу дальше по инерции, без цели. Я узна
Я добегаю до вершины и останавливаюсь. Вообще-то я планировал три подъема на полной отдаче, потому что в это время года всегда так тренируюсь, но теперь вдруг не вижу в этом смысла. Я люблю тренироваться, я очень доволен жизнью и влюблен в спорт. Но что-то не срабатывает: пропало видение, которое было таким четким. Я считаю трагедией то, что, хотя можно прожить много жизней, мы продолжаем проживать одну и ту же, даже когда она, по сути, заканчивается.
Я спокойно спускаюсь, медленно переставляя ноги, но голова работает слишком быстро, и поток мыслей не останавливается. Я не знаю, чем хочу заняться. Что еще может мотивировать меня на такие интенсивные тренировки? Благодаря инерции я ускоряюсь. Тогда мне приходит в голову, что нужно вернуться к корням; нужно возобновить то, что заставляло меня дрожать от счастья еще до того, как я узнал, что такое тренировки и соревнования.
Подготовка к штурму Эвереста
Мне очень трудно согласиться с идеей, что подъем на вершину — это нечто героическое. Я знаю, что к такому выводу легко прийти: когда ты стоишь у подножия великой горы, с вертикально нависающими над тобой ледниками, где из-за жары обрушиваются камни, а расстояния кажутся непреодолимыми, очень легко убедить окружающих, что восхождение — это титаническое усилие, которое требует сверхчеловеческих физических возможностей и смелости, присущей разве что божествам. Но — и прошу прощения, если я вас разочарую, — это не так. Восхождение — это просто процесс, в ходе которого ты рискуешь жизнью, чтобы подняться на верхнюю точку горы, а потом спуститься. Очевидно, что это делает тебя гораздо ближе к глупости, чем к героизму.