Нет повести печальнее на свете…

Впрочем, какое значение имеет вся эта символика, если мужчину и женщину сводит призрачное, хилое чувство, неспособное выдержать жизненные испытания? Он с горечью вспомнил свое последнее свидание с женой, когда вышло наружу копившееся годами отчуждение и они обменялись резкими обидными словами, после которых стыдно и больно смотреть друг другу в глаза. Конечно, можно было предотвратить окончательный разрыв, согласившись навсегда расстаться с космосом. Но принести такую жертву было выше его сил. К тому же, отказавшись от того, что Тропинин считал своим призванием, делом жизни, он всегда видел бы в жене виновницу своего несчастья. Нет, ненадолго хватило бы согласия, обретенного столь непомерной ценой.

Итак, он поступил правильно. Тогда почему же вновь и вновь ему приходится убеждать себя в этом? Почему всякий раз, когда он видит счастливую пару, приходят на память не первые солнечные дни его любви, а мрачная сцена прощания? Откуда это неизбывное ощущение вины перед женщиной, с которой он легко расстался десять, нет, девять с половиной лет назад, а главное — сочувствие к самому себе? Сколько ни думай над этими проклятыми вопросами, на них не найти ответа.

Тропинина отвлек от грустных размышлений шум за банкетным столом. Речь держал пожилой человек с брюшком. По тому, с каким подобострастием ему внимали, подхватывая аплодисментами каждый его пассаж и бурно откликаясь на остроты, нетрудно было понять, что это важная персона, исполнявшая роль свадебного генерала.

— Мои юные друзья, — говорил он, наслаждаясь своей властью над аудиторией, — любите друг друга, плодитесь, наслаждайтесь жизнью, но никогда не забывайте, что вы химы. Нашей науке по праву принадлежит пальма первенства в делах человечества, от нас с вами в огромной, я не побоюсь сказать даже — в решающей мере зависит его благосостояние. Кто создает неизвестные природе искусственные материалы, служащие вещественной основой современной цивилизации? Мы, химы. Кто снабжает его топливом и даровой энергией? Мы, химы. Кто дает сельскому хозяйству удобрения, без которых была бы невозможна «зеленая революция»? Опять-таки мы, химы.

Слушатели взвинтились до такой степени, что теперь хором, как припев, подхватывали сакраментальный рефрен: «Мы, химы!»

Сделав паузу, оратор продолжал:

— Конечно, могут сказать, что во всех этих достижениях есть доля и других кланов…

— Ничтожная! — раздался выкрик.

— Не будем несправедливы, не в наших обычаях возвеличивать себя за чужой счет…

— Долой матов! — выкрикнул тот же голос. Уланфу заерзал и с беспокойством взглянул на Тропинина.

— Но мы и не позволим никому принизить собственный неоценимый и, к прискорбию, неоцененный вклад в процветание нашего любимого Гермеса!

Буря аплодисментов покрыла эти слова. Все посетители ресторана повскакали со своих мест и, окружив «генерала», выражали ему свое одобрение. Одни только соседи Тропинина и Уланфу остались на месте, занятые своими пререканиями. Это не замедлило привлечь внимание разошедшихся химических патриотов. Один из них, плюгавенькая плешивая личность неопределенного возраста, подскочил к столику и с угрозой сказал:

— А вас, синьоры, как я вижу, не воодушевляют наши чувства!

— Что вы от нас хотите?

— Я хочу знать, почему вы не присоединяетесь к своим собратьям?

— Мы не слышали, о чем там у вас идет речь.

— Хорошо, я поясню: речь шла о значении нашего клана и о том, что его роль остается недооцененной.

— Согласен с тем и другим. А теперь оставьте нас в покое.

— Нет, я тебя не оставлю в покое, паршивец! Встать!

— Вы не смеете… — начала побледневшая спутница молодого человека.

— Молчи, козявка! — прикрикнул агрессивный хим. — Встать!

Тропинин, с возмущением наблюдавший за этой дуэлью, испытал острое чувство разочарования, увидев, как хорошо сложенный и крепкий на вид парень стал медленно подниматься по приказу плюгавенького. Но поторопился с выводами. Выпрямившись, молодой человек развернулся и дал своему оскорбителю такую оплеуху, что тот охнул и свалился на пол.

Со знакомым воплем «Наших бьют!» ему на подмогу поспешило полресторана. Они накинулись на молодого человека и стали методически его избивать. Жена встала на защиту и расцарапала лицо одному из нападавших. Принялись и за нее. Официанты испуганно жались к стенам, прибежавший метр тщетно пытался урезонить посетителей, угрожая вызвать полицию. Кто-то рявкнул на него: «Заткни пасть, чучело!» — и двинул ногой по металлическому корпусу. Робот рухнул, придавив стонавшего плюгавенького.

— Помогите! — взвыла молодая хима.

Уланфу схватил Тропинина за руку и прошептал ему на ухо:

— Нам надо немедленно уходить.

Посол презрительно на него покосился, выдернул руку и почему-то с тем же воинственным кличем «Наших бьют!» бросился на помощь даме. («Плевать на космические последствия и полного командора».) Ввязавшись в бой, он вывел из строя одного из агрессоров ударом под дых, а другого телепатическим приемом, подхватил на руки лишившуюся чувств химу и усадил ее на стул. Тут же на него навалились еще с десяток разъяренных энтузиастов.