Нет рецепта для любви

На следующий день Артём улетел в Москву, куда еще ни разу не возвращался за эти четыре года. И если во Флоренции он действовал словно в забытьи, машинально, то теперь Артём четко понимал, зачем едет: яростное желание отомстить, возникшее у него после рассказа Олеси и словно законсервированное в подсознании, вышло наружу. Артём сознавал, что они с Олесей, переехав в Европу, пытались сбежать от своего прошлого, которое все-таки просочилось сквозь какую-то щель в их благополучную нынешнюю жизнь. Впрочем, не такой уж и благополучной она была, как оказалось.

Остановился Артём в гостинице – свою квартиру он сдавал «в пользу бедных», как выразился Кирилл Поляков: Катерина полтора года назад родила двойняшек, так что деньги за квартиру Артёма были им весьма кстати. Они, конечно, поупирались слегка, но потом с благодарностью согласились. Первым делом, даже не позвонив Поляковым, Артём поехал в «деревню Гадюкино» к Нике. Как и следовало ожидать, «Гадюкино» оказалось никакой не деревней, а вполне фешенебельным коттеджным поселком, в котором «имение» Заварзиных было еще и не самым обширным, а домик так просто даже скромным: всего-то два этажа! Артём захватил хорошего вина и приготовил роскошный ужин, выжив с кухни хозяйку, как она ни протестовала.

– Должен же я продемонстрировать свое мастерство!

На самом деле он, как всегда, ухватился за готовку, чтобы меньше волноваться: уж очень многое приходилось скрывать, рассказывая Нике с Мишей о своей жизни. Поэтому он старался больше спрашивать. Оказалось, что племянника Кузю его отец еще год назад забрал к себе в Штутгарт, и они все страшно скучают, особенно мама Ники.

– А где же они, твои родители? – спросил Артём. – Я думал, вы тут все вместе?

Оказалось, они как раз уехали навестить внука. Про Алину Артём и не заикался, а Ника не стала углубляться в подробности:

– Сейчас все нормально. Разное было, но мы справились. Живет сейчас с одним человеком. – Ника поморщилась. – Вполне приличный, но на двадцать с лишним лет ее старше, представляешь?

Артём сочувственно покивал. Разделывая курицу и обжаривая миндаль для Pollo en pepitoria[3], которое давным-давно обещал приготовить для Ники, Артём невольно вспоминал, как когда-то пек утренние блинчики – после первой и последней ночи, проведенной у Ники дома. Он и не подозревал, что Ника думает о том же: именно тогда она впервые осознала, насколько любит Артёма. И окончательно поняла, что у них нет будущего. О чем думал Миша, неизвестно, но пепитория ему понравилась. Артём переночевал у Заварзиных и на следующий день уехал, хотя Ника всячески уговаривала его остаться еще на денек. Когда прощались, Миша деликатно удалился, оставив их вдвоем, и они наконец взглянули друг другу в глаза.

– Ты изменился, – задумчиво сказала Ника. – Как-то повзрослел, что ли? Стал жёстче.

– А ты ни капельки!

– Ну да, конечно. Я вся седая.

– Тебе очень идет седина. Оттеняет синеву глаз. Прелестная маленькая женщина со взглядом ангела.

– Умеешь найти подход, да? – рассмеялась Ника, невольно покраснев от удовольствия.

– Никогда не умел, – вздохнул Артём и сел к ногам Ники, положив голову ей на колени:

– Пожелай мне удачи, пожалуйста.

– Я желаю тебе удачи! – сказала Ника и погладила его по голове. – Тём, скажи мне правду: у вас действительно все так хорошо, как ты рассказывал? Я же вижу – что-то не так. Какое-то тревожное ощущение.

– Да ничего особенного. Временные трудности. Вот с тобой было легко! И почему сейчас не получается, не понимаю.

– Может быть, потому что ты меня не так сильно любил?

У Артёма болезненно сжалось сердце: конечно, с Никой тоже все было по-настоящему, но… Каждый из них существовал сам по себе, в своей собственной отдельной жизни! А Олеся была у него внутри – вот тут, слева, где сердце. Артём чувствовал тянущую надсадную боль, мучительную и неотвязную, невольно ощущая себя кем-то вроде собаки: верный Хатико, поскуливающий на перроне в ожидании хозяйки. Только что хвостом не виляет. Артём поднял голову и увидел, как Ника на него смотрит, но она тут же улыбнулась:

– Тебе, наверное, пора.

– Можно я тебя поцелую?

Ника покраснела еще сильнее:

– Ну, если тебе не противно целовать старуху…

– Прекрати кокетничать. Никакая ты не старуха!

И поцеловал. А Ника, всхлипнув, прильнула к нему и так ответила на поцелуй, что сразу стало понятно: ничто не закончилось, не перегорело, не иссякло. У Артёма защипало в глазах, и он выдохнул – из самой глубины своей измученной души:

– Ты лучшее, что было у меня в жизни.

Когда соскучившийся Миша нашел Нику, она плакала, сидя с ногами в большом уютном плюшевом кресле, которое у них почему-то называлось слоном. Каждый норовил занять его первым: Миша обычно читал там бесконечные детективы, а Ника вязала очередную шаль, слушая какую-нибудь аудиокнигу.

– Ну вот, ревёт! – расстроился Миша. – Чего ты ревёшь-то? Все хорошо у твоего Артёма, и сам молодец.

– Ты не понимаешь. У него все плохо. Очень плохо!