– Скорее всего, не найдет, – сказала я. – И мне жалко его.
– Жалость убивает, – жестко ответил Дима. – И может быть, потому, что я научился не жалеть себя, я выжил.
– А ты не жалел никого, – сказала я сухо. – Ни себя, ни меня, никого.
– А должен был? Пожалеть вас всех?
– Я не знаю.
– Сколько времени прошло, Ника? Вот с момента, когда вы все решили, что я мертв? Больше года. А ты до сих пор не знаешь точного ответа. А мне пришлось принимать это решение практически в несколько минут. Согласен или нет. Условия были только такие.
Я хотела возразить. У меня даже было что – целый набор аргументов, они как-то сами собой образовались с того самого момента, когда я узнала, что он жив. Неопровержимые, неоспоримые, твердые, как член восемнадцатилетнего парня.
Но вдруг поняла, что мне все надоело.
Надоело злиться, надоело реветь по ночам. Я вдруг поняла, что больше не хочу.
Я вдруг осознала, что лучше направлю свои силы на то, чтобы у нас все получилось. Чтобы вышел сингл, чтобы вышел альбом, чтобы Дима отправился в тур вместе со мной. Чтобы я стала счастливой. Чтобы исхудать, в конце концов, до костей.
И прислушалась к себе.
И с удивлением обнаружила, что внутри ничего и не оказалось. Ни обиды, ни злобы, ни боли. Как так? Неужели это все было лишь придуманным? Лишь фантомной болью?
И неужели один лишь эпизод расправы с ненужным для Димы хламом в виде Брэдли открыл мне глаза на то, что происходит на самом деле?
Наверное, это к лучшему – когда боль и обида проходят так, как будто и не было их вовсе. И проще отказаться от всего, что было придумано, надумано и спланировано. Ведь я с того самого момента, когда узнала, что Дима жив, хотела отпинать его, загрызть до смерти, никогда не видеть, не разговаривать и во всеуслышание орать, что он ненастоящий. Я хотела мести, заедала злобу, копила ненависть. Но все это прошло как-то незаметно.
Сейчас я видела перед собой его, такого же потерянного, такого же беззащитного и родного. Дима смотрел на меня умоляющими глазами, а сердце разрывалось от нежности.
– Я скучала по тебе, придурок ты этакий.
И мы обнялись.
Следователь Игорь Романов ехал на машине сзади нас. Он с кем-то неотрывно разговаривал, смотрел фотографии на ноуте и что-то постоянно записывал в блокнот. Автомобиль остановился возле Диминого дома, и мы минут пять ждали, когда он выйдет, но, так и не дождавшись, открыли дверь и вытянули его из машины, посыпались ручки, блокноты, записные книжки и прочий хлам.
– Соберите все, – велел он. – Мне некогда, мне срочно нужен нормальный Интернет.
Он выхватил у Димы ключи и вошел в дом, оставив нас у машины с разбросанными записками и всем тем, что вывалилось. Дима лишь пожал плечами. Мы быстро все собрали и последовали за Игорем. Дверь он не закрыл, ботинки не снял – сел за стол и снова уткнулся в ноут.
Мы с Димой быстро покидали вещи в чемодан – следовало срочно ехать обратно в Лос-Анджелес, самолет поздним вечером, но дел еще куча. Неосмотрительно забронированные квартиры риелтор сдаст обратно, но мне еще нужно забрать мои вещи.
– Клэр, Клэр, прием, – послышалось из кухни. – Ты слышишь меня? Ах, черт, это автоответчик… Это Игорь Романов, мне срочно нужна твоя помощь. Срочно! Перезвони мне, это сверхважно!
Не сговариваясь, мы побросали вещи и ринулись в кухню. Игорь говорил по телефону, раздавал поручения связаться с кем-то в Мексике, а на наш немой вопрос показал на экран ноутбука.
Я склонилась пониже и зажала рукой рот.
Во весь экран было фото, сделанное, судя по качеству, на телефон. На фото – большой кузов или что-то вроде него. На деревянном полу, покрытом соломой, сидит девушка, бледная и уставшая.
– Это Лиза, – сказал Дима не своим голосом.
Игорь закончил говорить по телефону.
– Это фото сделал ваш поклонник, он американец, работает на американо-мексиканской границе. Он узнал Лизу, но задержать их у парня не было никакой возможности. Документы – в идеальном порядке. Девушка сказала, что едет в Мексику по делам вместе со своим мужем. Поскольку мы не задействовали полицию, у вашего поклонника не было иного выхода, кроме как сделать фото, причем тайком, записать их маршрут следования и паспортные данные. Вероятнее всего, и маршрут они изменят, и паспорта выбросят. Но он все переслал мне, вернее, вам. Я его уже поблагодарил.
– Она солгала, потому что ребенок наверняка в другой машине, – сказал Дима. – И что теперь делать? Лиза в Мексике… Но она жива.
– Теперь мы знаем, под какими документами она жила, и вы можете заявить в полицию. Это нужно сделать как можно скорее… О, простите, это Томпкинс.
Он ушел в другую комнату, а Дима сел возле монитора и всмотрелся в лицо девушки. Я видела сходство – невозможно было не заметить. Лиза Лаврова была настоящей красавицей. Высокие скулы, чистая, гладкая кожа, прекрасная фигура. Волосы длинные, блондинка. Такие же губы, большие и чувственные; такой же гордый носик и такие же большие глаза, как у Димы. Да, Лизе Лавровой повезло с внешностью, ничего не скажешь… А вот с судьбой…
– Мы ее найдем, – сказала я. – Слышишь меня? Обязательно найдем!