Грудь прострелило дикой болью.
Так было, так уже было, и тоже от руки ангела. Правда тогда боль была совсем недолгой, а теперь...
В аду нельзя подохнуть. Сэм уставился на древко торчащей из груди пики. Больно. Черт.
– Сэмми, Сэмми, Сэмми, – укоризненный голос ангела шептал, казалось, отовсюду. – Мне так жаль, что тебя не привели сюда, когда следовало.
Сэм поднял глаза выше. На одном из надгробий было написано “Сэмюэль”.
Его развернуло и спиной швырнуло на этот камень, пригвоздило к нему. Пика провернулась, лишая возможности дышать, лишая возможности сказать хоть что-нибудь.
Вергилий обнаружился напротив – прибитый к точно такому же камню, с надписью “Вергилий”. Губы у него посинели.
– О да, – ласково сказал ангел, – это ваш дом, мальчики. Ваш настоящий дом.
На месте Вергилия на миг возникла уже знакомая синяя чешуйчатая тварь. Но только на миг – и сразу же тихий смех пронесся над болотом.
– Сладкий, это было бы слишком просто.
Вергилий снова попытался превратиться. Сэм понял, что он будет пытаться, пока у него хватит сил, а тогда...
Боль мешала думать, выворачивала наизнанку. Игральные кости, голова медведя. Падший ангел – было же что-то об этом, было!
– Сэмми, Сэмми, Сэмми, – голос ввинчивался в мозг вместе с тиканьем маятника – маятника? Он ведь остался в башне. – Сэмми... посмотри на него. Разве он не прекрасен?
Сэм ничего прекрасного не замечал. Он видел, как пульсирует, задыхаясь без воздуха, пламя чужой души.
Погаснет? Или сначала взорвется, уничтожая все вокруг? Превращаясь в черную дыру...
– Ты тоже должен быть таким, Сэм...
Сознание плыло, мозги отказывались работать. Нутряная паника разъедала рассудок, как кислота. Слишком больно. И твари доползают, наконец, до них, тянутся своими лапами. Лапы липкие, они оставляют скользкие следы на лице. Гнилозубые рты обдают тошнотным дыханием. Слишком... а голос смеется:
– Он – одна из немногих наших удач. Вергилию было девять, когда его доставили сюда, в его настоящий дом, к камню с его именем. Начали превращать в совершенное орудие. И преуспели! Этот мальчик очень хорошо знает, что в этом мире по-настоящему ценно. Да-а, мы выковали тот характер, который был нам нужен! Он с радостью делал то, для чего был предназначен. Темен-Ни-Гру могла разрушить все преграды – все, все! – Голос сменил тон с торжественного на шипящий, сочащийся презрением. – Жаль, оказался слабаком. Тряпкой. Позволил себе проиграть родному брату!
Вергилий дотянулся до лапы ближайшей к нему твари и вырвал ей кисть с мясом. Остальные шарахнулись в стороны, а он опять попытался превратиться.
Голос все не унимался.
– Ты был бы куда интереснее, Сэмми. Когда тебе было девять, у тебя должна была появиться мать, дом и милый камень с собственным именем, но эта твоя так называемая семья!..
Фирменный ангельский слог. Что там было, когда ему было девять? Какие-то люди, которые едва не сожгли всю их семью в заброшенном доме... учительница, очень хорошая, хотела быть его матерью(g)... матерью... одержимая... Дин сказал...
– Слышишь, Вергилий? – теперь голос обращался ко второму. – Посмотри на него. Он должен был висеть на соседнем надгробии еще тогда, и висел бы, если бы не его отец, который отрубил голову нашей посланнице, сжег ее помощников, испортил все! И теперь это просто жалкий червяк! Слюнтяй, но такая сила! Почему ты не взял эту силу, Вергилий? Ты забыл свою роль?
Сэм видел, как пика проворачивается у Вергилия в груди. Его пика тоже ворочалась, лишая сознания.
Сэм закрыл глаза.
Ангел прав в одном – он слюнтяй. Соберись, тварь, при ломке было хуже. Кости. Первый после Люцифера. Больно... соберись! Голова медведя. Фауст? При чем тут Фауст... Ангел. Выдох. Вдох.
– Иллюзия, – просипел Сэм. И еще раз. – Это. Ложь. Ил... люзия. Мы в башне.
Медведь. Если Сэм ничего не спутал...
Проверить догадку он не успел.
Что-то тренькнуло – и перед глазами возник меч Вергилия. Сэм снова поразился, насколько он реальнее всего, что его окружало.
Иллюзия осыпалась клочьями, черным пеплом. Навязчивый маятник все так же мерзко отмерял секунды. Сэм лежал у подножия статуи изломанного ангела. Ему снова свободно дышалось – только ныло немного в груди памятью о боли, да саднило рассеченное запястье. Вергилий стоял посередине зала – в плаще, с катаной, опущенной вниз, как после удара. У него даже дыхание не сбилось – только челка упала на глаза.
– Болван, – сухо сказал он. – Ничего глупее детской ловушки мне тут еще не предлагали.
А потом пошел туда, где посверкивал красным свалившийся с ангела медальон.
Сэм поднялся, подобрал Руби. Кинжал зло подрагивал в руке – видимо, Руби считала, что “болван” относилось именно к Сэму. Он быстро провел ладонью по запястью, стирая капающую кровь, и принялся чертить на полу нужные знаки.
– Ангел, – так же сухо сказал он Вергилию. – Как правило, на него действует только оружие других ангелов, хотя, по моим сведениям, в руках полукровки должно сработать что угодно. Куда вероятнее другое – он солгал, и мы с самого начала разговаривали с фантомом. Я встречал его собрата, обожавшего этот фокус.