Можно было не сомневаться, что не успеет Полина выйти из подъезда, как тетя Люся сразу же побежит звонить Ираиде, чтобы доложить не только об отъезде ее дочери, но и о букете. Разговор их плавно перейдет на личную жизнь и таинственного поклонника. И вполне вероятно, что завтра к обсуждению подключится Ольга Ивановна, если уже не настучала о визите черноокого красавца. Теперь им хватит домыслов и разговоров на все то время, пока Полины не будет в городе. Что ж, пусть развлекаются.
Волноваться Полина начала, когда вышла из троллейбуса и направилась к гостинице. Одно дело быть уверенной в том, что тебя ждут, и совсем другое оказаться лишней. Но следовало признать, что это был ее единственный план, поэтому и соответствовать ему приходилось, сдерживая страхи и сомнения.
На стоянке Полина оказалась в половине восьмого. Покрутив головой и не заметив никакого движения, она скинула рюкзак на землю. Наверное, нужно было зайти в гостиницу, опять обратиться на ресепшн или позвонить Кушнеру, но сделать это было очень сложно. Как бы Полина не пыталась, но побороть застенчивость и справиться с сомнениями так и не смогла.
Когда на стоянку перед «Перуном» въехал серебристый микроавтобус, она подхватила рюкзак и оттащила его в сторону, будто могла чем-то помешать. Из окна на нее цепко глянул пожилой водитель и вдруг неожиданно мягко спросил:
— Дочка, ты не из киношников будешь?
— Я? Да… то есть… А почему вы решили, что я…
— Смотрю, стоит такая тончивая[4] да баская[5], получается, я по адресу.
Полина не успела ничего ответить, как со стороны гостиницы послышались голоса. Обернувшись, она увидела киногруппу в полном составе, двигавшуюся в их сторону.
Впереди, размахивая руками, шел Кушнер. Заметив Полину, он широко улыбнулся:
— А я думал вы не придете, Скородумова!
— Скороходова, — поправила его Полина, сцепив перед собой пальцы рук.
— Я пошутил, — усмехнулся он. — Скородумова — потому что быстро принимаете решения.
Он подошел к водителю и, перекинувшись с ним парой слов, дал отмашку загружаться. У Геннадия Викторовича в руках был угловатый чехол, и Полина сразу же подумала о камере. На тележке, которую везли за ним, были сложены сумки, которые сразу же стали аккуратно затаскивать в микроавтобус. Костров кивнул Полине и кинулся помогать Геннадию Викторовичу. Сайганов наблюдал за происходящим в свойственной ему меланхоличной манере чуть поодаль. Мара и Алла, держались вместе и о чем-то оживленно переговаривались, бросая на Полину колкие взгляды.
— Ужо успеем вовремя. Споноровно[6] надоть… — водитель помогал закладываться в салон, руководил, деловито указывая остальным, что делать.
Кушнер подошел к Полине.
— Ну как, готовы?
— Готова, — кивнула она. — Знать бы еще, что нас ждет, — добавила, передавая рюкзак водителю. — Я хотела сказать спасибо за…
— Нас ждут мистика, ужасы и тайны! — перебил ее режиссер и сделал «страшные» глаза.
— Лева, ты бесподобен! — Мара послала ему воздушный поцелуй. — Обожаю тебя!
— Кошка драная, — тихо сказала Аллочка себе под нос, оставив Мару и торопливо направляясь к автобусу.
Полина вздрогнула, услышав подобное в адрес молодой актрисы, и проводила Аллу взглядом, отметив опустившиеся плечи и подрагивающие руки. На Аллочке был спортивный костюм в ярких разводах, а на ногах — растоптанные туфли на низком ходу.
«А ведь ей уже немало лет!» — подумала Полина. Точно не сорок, как она решила в первую встречу. Пожалуй, правильно выставленный свет и мог скинуть лет десять, но сейчас было уже не скрыть сухую натянутую кожу на щеках и дряблую шею. И Мара еще свежа по сравнению со старшей коллегой, но глаза выдают жизненный опыт, который, скорее всего, был не таким уж и радужным. У обеих актрис на макушках торчали солнцезащитные очки, которые они видимо использовали для того, чтобы скрыть себя от любопытных глаз. Но сейчас, в приглушенном мареве летнего вечера это было ни к чему, да и толпы фанатов вокруг не наблюдалось.
— Не обращайте внимания, — усмехнулся Кушнер, заметив, как приподнялись у Полины брови. Кажется, он тоже слышал то, что сказала Алла. — Издержки профессии.
— О, я совсем не хотела… — Полина поправила волосы, отвлекаясь от происходящего и стыдясь своего любопытства. Чтобы как-то сгладить ситуацию, она сказала: — Они так похожи, как мать и дочь. Но ведь они не родственники? Их сходство нужно для сериала?
— Ну, можно и так сказать, — туманно ответил Кушнер.
Отряхивая руки, подошел Костров, и режиссер отвлекся, тут же направившись к автобусу.
— Не родственницы, — хмыкнул художник, склоняясь к уху Полины. — Жёны.
— Жёны? — удивилась она. — Чьи?
— Лёвы Кушнера, чьи же еще. Первая и последняя. То есть, правильнее говорить — крайняя.
Полина открыла рот и не нашлась, что сказать. Да и какой смысл что-то еще спрашивать?
— Значит, все-таки решили ехать? — спросил Костров. — И не боитесь?