Нет жалости во мне

Павел Андреевич ушел, и тут же в кабинете появился его помощник. Вернее, помощница. Алик даже протер глаза, думая, что Катька ему померещилась. Но нет, с улыбкой до ушей она шла к нему. Может, и не очень красивая, но модная, ухоженная и, главное, эротично соблазнительная. Летний жакет на ней, бежевый, в нежную клеточку, короткая юбка в тон на широких и аппетитных бедрах... Всего три пуговицы на жакетке, и расстегиваются они легким движением руки. Катька справилась с ними еще по пути к не-му – раз, два, три. На счет «четыре-пять» она вообще осталась без верхней одежды. Бюст у нее не самый высокий и упругий, но это женская грудь. Женская!..

Не успел Алик опомниться, как сам остался без футболки. Оголенной грудью Катька прижалась к его обнаженному торсу, губами потянулась к уху, распаленно прошептала: «Хочу!» А уж он-то как хотел. Две недели в тюрьме – все равно что год на воле. Выходит, у него целый год не было женщины...

Он подхватил Катьку на руки, усадил на стол, задрал ее ноги к своим подмышкам, полез к ней под юбку, а там горячая и свободная дорожка.

Катька соскучилась по нему так же сильно, как он – по сексу. Ее эмоции били через край, стонами выплескивались наружу. Алику приходилось закрывать ей рот – то рукой, то губами: он боялся, что конвоир услышит ее и обломает все на самом интересном месте. Но никто их не потревожил. К тому же все закончилось очень быстро...

– Ты не переживай, я еще к тебе приду, – смущенно улыбнулась Катька, правой рукой застегивая пуговицы на блузке.

– Как ты вообще смогла сюда пробраться?

Он хотел, чтобы она перебралась на место адвоката, но она так и продолжала сидеть на столе, удерживая его за шею левой рукой.

– У Павла Андреевича связи, он все может. Только плати.

– А кто платит?

– Отец... Он меня чуть не убил, когда узнал, куда пропал его «наган». Под домашним арестом держал. Потом успокоился. Ты же не сказал, откуда у тебя оружие.

– И не скажу.

– Он будет платить, пока ты будешь молчать.

– Я и без того ничего не скажу.

– Я знаю, ты хороший... Хотя и дурак...

– Давай без этого, – поморщился он.

– Дурак, дурак... Понесло же тебя на этих сволочей... И не говори, что так надо было.

– Я вообще молчу.

– Эх, Алик, Алик...

– И ты молчи. Не доставай.

– Буду доставать. В хорошем смысле. Я от тебя не отступлюсь. Все для тебя сделаю. Вот, с адвокатом помогла, передачи носить буду. Я с одной бабкой договорилась, она тут рядом живет. Она с утра очередь на передачи занимает, а потом за деньги продает. И мне продавать будет, чтобы у тебя всегда все было... Ты мне скажи, что тебе нужно. Может, носки шерстяные, а?

– Летом? Носки шерстяные? – поморщился Алик.

С одной стороны, он был рад, что Катька взяла над ним шефство, но с другой – ему не улыбалась мысль, что девушка набивается к нему чуть ли не в жены. Отсюда и раздражение.

– Ну а что, в камере у вас, наверное, сыро.

– Ага, и сама камера на пять метров под землей. И холодина как в холодильнике, – саркастически усмехнулся он. – Нормально все у нас. И носки шерстяные не нужны... Пока не нужны...

– Вот я и говорю, сейчас не нужны, а потом осень будет, зима...

– Потом снова лето... Второе, третье,… вечность... Попал я, Катька, конкретно попал, – угнетенно уронил он голову на грудь.

– Ничего, ничего, я всегда рядом... Я же не какая-то там Сашка...

– А что Сашка? – встрепенулся он.

– Ну, она ж у тебя не была, – ехидно усмехнулась она.

– Не была... Потому что она сейчас в Москве.

– Кто тебе такое сказал?

– Ну, она говорила, что после выпускного уедет.

– Не знаю, что там она тебе говорила, но я твою Сашку вчера видела. К маме твоей шла, а она навстречу – вся из себя, никого вокруг не замечает. Черный «Мерседес», какой-то мужик, дверцу открыл, за руку ее взял и в машину... Чем она там с ним занялась, я уже не знаю...

– Что за мужик?.. Хотя мне все равно... – занервничал Алик. – И совсем она не моя...

– Ревнуешь? – пристально посмотрела на него Катька.

– Еще чего!

– А если меня на «Мерседесе» возить будут?

Алик едва не ляпнул, что ему все равно, с кем она будет крутить романы. Но глупо было прогонять курицу, которая несла для него золотые яйца.

– Убью, если узнаю.

– Меня убьешь? – Ей бы испугаться, а у нее улыбка до ушей.

Все правильно, собирается убить – значит, любит.

– И тебя, и с кем ты там...

Ему пришлось отвернуть от нее голову, чтобы она не увидела фальшь в его глазах.

Катька порывисто прижалась к нему и жарко прошептала на ухо:

– Не надо никого убивать. Ни с кем я не буду. Тебя дождусь...

– А если мне двадцать лет впаяют? – растроганно спросил он.

Как бы ни относился он к Катьке, он хотел, чтобы она ждала его. Ему нужна была поддержка не только материальная, но и моральная. Ему нужен был человек, на которого он мог бы рассчитывать, как на самого себя.

– Ничего, и двадцать лет ждать буду, – не моргнув глазом, заверила она.

– Эрика всего на два года забрили, – вспомнил он.

Лучше бы он вместе с ним в армию пошел. Что такое два года по сравнению с вечностью?

– Ну, и кто его ждать будет?.. Ирка парня себе нашла, там у них все серьезно, замуж за него собирается...