Нет звёзд за терниями (СИ)

— Леону твою я видел, — произнёс Гундольф, глядя под ноги. — Точно думаешь, ей нужна помощь?

— Да, и что же ты видел? — рассердилась Кори. — Видел, как она металась в жару, изрезанная, и каждый вздох казался последним? А может, видел, как она падает с высоты трёх ростов, потому что силы отказали, и швы расходятся, кровь течёт — всё в крови, всё тело — сплошная рана!.. Или, может быть, ты слышал, как она кричит от боли и страха, когда из-за капель у неё мутится в голове, а больше ей уже нельзя, доза убьёт, а выпитое не помогает? Знаешь, её привязывали, чтобы не покалечилась, а она видела мертвецов, рвалась и плакала. Ей казалось, те, что умерли давно, причиняют ей боль снова и снова. Что, видел ты это?

— Может, такое и было прежде. А сейчас я видел, как она летит и смеётся. И говорит, что больше не боится. И свободнее неё, как по мне, там никого нет.

— Свобода? — горько сказала Кори. — Свобода? Ну да, такому, как ты, никогда не понять. Просто цепь длиннее, вот и вся свобода. Немую больше никто не примет, нигде. Ей всё время нужна новая доза, а значит, нужен Рафаэль. Это я ещё могу терпеть, а она — нет.

— Немую? — заинтересовался Гундольф. — Или я что не так расслышал?

Кори обхватила себя руками. Несмотря на жаркий день, показалось, всё внутри заледенело.

— Старое прозвище. Нет желания о том говорить. А ты, значит, только это из моих слов и вынес?

— Да всё я понял. Слушай, я помогу, только обещай, что одна не полезешь. Можешь слово дать?

— Ладно. Обещаю, — легко согласилась Кори.

Слова отбросов со Свалки ничего не стоили. Интересно, просветил ли уже кто Гундольфа на этот счёт? Нет, должно быть, он пока не всё знал. Разговаривал как с человеком.

За беседой миновали склады. Тут уже потянулись общие дома, одинаково серые, уставились на дорогу десятками окон. Начали попадаться встречные, и стало не до разговоров: не проглядеть бы людей Рафаэля.

— Давай сперва туда, где я жил, — предложил Гундольф. — Воды наберём, припасов. Тамошний учётчик мне кое-что должен. Потом в твой дом, к ребятам.

И завершил с неожиданной досадой:

— Слушай, здесь народ вообще моется? Выделяют по ведру — смех один. Я уж, кажется, всё бы отдал, чтобы вернуться к морю.

Кори фыркнула.

— В сады ходят. Раз в пять дней получаешь жетон на помывку, моешься, стираешь. Вода стекает, её потом для полива используют.

— Я в садоводстве не силён, конечно, но кто ж мылом поливает-то?

— Поливает чем?

— Вы ж не пустой водой моетесь?

— Зола, тряпица. А как ещё? Это саду не вредит, если не знал.

— Ага. Всё забываю, как у вас тут жизнь устроена. И ты со своими секретами в сады ходишь? Не боишься, что раскроют?

Шёл бы он со своими вопросами. Кори так ему и сказала.

— Не ходишь, значит, — заключил Гундольф. — А как тогда управляешься?

— Ведро воды, таз, тряпка, — процедила Кори сквозь зубы. — Тебе такое объяснять нужно?

— Да я потому спросил, что знать хочу, как тут обойтись без жетонов. Мне-то их не давали пока.

Кори добавила, немного смягчившись:

— Я у ребят с источника меняю свои жетоны на два ведра воды. Знать только нужно, к кому подойти. Для меня невыгодно, и они пальцем у виска крутят, но не отказываются. Меняют потом эти жетоны среди своих, им хорошо. А у меня выбора нет. Хочешь, поищу тебе дома жетон, если остался. Только не каждый день везёт помыться — если очередь большая, придёшь назавтра.

— Так я уж лучше выберу два ведра воды сразу, — сказал её спутник и почесал в затылке. — Вспомнить бы только, где моя улица, а то я Раздолье пока не так хорошо знаю.

— Догадываюсь, где. Раз у источника поставили, значит, вместо Алтмана. И комнату Алтмана отдали. Идём, недалеко осталось.

Бамбер затрясся даже, увидев, кто пришёл.

Он был неспокоен и так — не сидел, прохаживался у стола. Ещё бы: в Раздолье невесть что творилось, и к нему не пришли в условный час.

— А-а вы живы разве? — вскрикнул учётчик, метнувшись за стол. — В-вот так встреча!

— Кто же это говорил тебе, что мы не живы? — спросила Кори, подходя.

— Люди господина Второго! Так если живы, по какому делу? Товар принесли? — выпалил Бамбер со страхом и надеждой.

— Наоборот, кое-что возьмём, — хмуро произнёс Гундольф, заходя с другой стороны. — И первым делом давай сюда таз и два ведра воды. Нет, четыре.

Учётчик дёрнулся.

— Это ещё зачем? — непонимающе спросил он.

— Затем, что ты мне должен. И смену одежды, и новые ботинки, которые ты там в книгу вписывал. И ещё золу, тряпицу и полотенце, всё давай сюда.

— Что я там вписывал! — визгливо начал Бамбер, но умолк, когда Гундольф ударил ладонью по крышке стола. Тогда попробовал иначе:

— Ну, вписывал, и что? Ты не работал столько, чтобы всё это получить!

— Слушай, ты, жирный клоп, — процедил Гундольф, склоняясь к лицу учётчика и заставляя того отступить, — ты втравил меня в дело, что дурно пахнет, много обещал, а я едва жизнью не заплатил. С трудом сдерживаюсь, чтобы не придушить тебя. Так захлопни рот и тащи проклятую воду!