Нет звёзд за терниями (СИ)

— Так я побегу, братишка. Не оставишь меня?

— Не оставлю, Эрих.

— Ты дождись, я завтра к вечеру буду. И будь осторожен, хорошо?

Флоренц кивнул.

Он проследил из окна, как брат торопливо уходит по улице направо, а затем поднялся наверх, чтобы взять то, за чем пришёл, и покинуть дом с балконом навсегда.

Глава 24. Кори. Зелёный день

Боль терзала, не оставляя в покое.

Донимал и жар, но его Кори не боялась. Такое случалось и прежде, стоило растревожить руку. А вот боль — боль никак не уходила. Как плохо, что не удалось раздобыть снадобье у Леоны…

Кори не всегда понимала, что она уже дома. То узнавала эти стены, и становилось легче, то, наоборот, приходил страх, что сюда заявятся, а она как в западне, ещё и так слаба. Кто-то ведь уже заглядывал, обшарил всё, унёс бумаги.

Время растянулось. Казалось, она здесь давно, но умом понимала, что прошла лишь пара часов.

В её отсутствие ничего не изменилось. Сюда по-прежнему ходили ночами, собирая припасы к Зелёному дню, когда гружёная лодочка улетит за стеклянный купол. Улетит, и никто её не заметит — некому, потому что все на площади. Проворачивать такое в Зелёный день безопаснее, чем ночью. Никаких случайных свидетелей, никогда.

Чужаки заметили человека снаружи и вроде бы узнали, если только не ошиблись в потёмках. Их сюда отправлялось много, мало ли кто это мог быть, но Кори ожидала с надеждой и страхом, временами проваливаясь в беспамятство. Она уже сама не понимала, хочет видеть Гундольфа или нет, особенно когда услышала, как темноволосый проходится на её счёт. Что она калека и урод, Кори знала, а что ещё при этом некрасивая женщина, не задумывалась. Теперь задумалась.

Правда, сразу же постаралась о том забыть. Не до таких пустяков сейчас.

Жар, видно, снова её одолел, потому что она не помнила, что было прежде. Услышала шаги, открыла глаза — и здесь уже стоял Гундольф, только смотрел не на неё, а на Конрада. Тот, смочив тряпицу, пытался сбить жар. Кори чувствовала холод у ключиц, неприятный до боли.

— Ну-ка дай сюда, — мрачно сказал Гундольф, протягивая руку.

— И ты здравствуй, — ответил ему седой.

— Ага, здравствуй. И полотенце отдай, дальше я сам. И отойди от неё.

Он ничего не догадался пояснить Конраду, и тот глядел, подняв брови. Потом обернулся к Кори.

— Вы знакомы?

— Да, — сказала она беззвучно, потому что в горле пересохло.

— Мне вас оставить?

— Говорю же, да, — ответил Гундольф, но седой на него и не глядел. Он дождался кивка Кори и только потом, оставив миску с тряпицей на столе, полез наверх.

Новый гость сел на его место. Нахмурившись, осторожно коснулся лба прохладными пальцами. Взялся за тряпицу. Ткань была холоднее, но пальцы приятнее.

— Из-за руки жар? — спросил он.

Кори кивнула. Гундольф опять нахмурился, покачал головой.

— Знаешь, я многое хотел тебе сказать. Скажу просто: рад, что ты жива. И ещё, знаешь… ты прости меня за те слова. Ты, конечно, тоже хороша, но и я виноват.

Кори указала глазами на кружку, и он напоил её осторожно, поддерживая рукой. Кашлянула — голос появился.

— Парни говорят, ты их вытащила. Мы с ними, правда, недолго болтали, так что я не всё понял. Что за люди-то вас в плену держали? Это они, я так понимаю, наших перебили?

Если кто и мог ещё помочь, то только Гундольф.

Есть, должно быть, предел и его доброте, и не хотелось бы достичь его сейчас. Но стыд возможного отказа пугал не так, как то, что может случиться, если не выйдет справиться в одиночку. Нужно рассказать… хватило бы только сил.

— Леона, — сказала Кори самое важное. — Запомни это имя. И если сможешь, помоги ей. Если я не смогу…

— Это ещё кто такая?

— Мы росли вместе, нас выкормила одна мать. Только меня с рождения рядили, кроме матери, никто не знал… С Леоной так не получилось. В плохом месте жили, её отдали в уплату за воду, чтобы мы спаслись, а она…

— Ага. Так где она теперь?

— Там, где эти… Где были твои люди.

— Ты, значит, парней вытянула, а её не смогла? Ну, подумаем, что сделать. Что, запирают её, значит?

Проклятая боль выводила из себя. Если бы не она, Кори легко нашла бы слова, да и не лежала бы беспомощно. Не нуждалась в чужой помощи. Но вот, пожалуйста, мысли теряются, и даже объяснить ничего не удаётся.

— Не запирают, это другое. Молчи, хорошо? Слушай. Когда случилось это… с моей рукой, Леона мне жизнь спасла. Пыталась выходить меня, как умела, тогда и узнала только, что я не парень. После того, что с ней случилось… Она… Она понять не могла, почему меня защитили, а её — нет. Её как будто предали, понимаешь? Да и рука эта — мне сбежать хотелось. У Леоны не хватило бы сил, и я решил… я решила её бросить. А когда у меня ничего не получилось, она меня не бросила.

Гундольф молча подал кружку. Вовремя, потому что Кори уже и сама почти не слышала, как звучит её голос.