— Послушает, ага. Мне вот кажется, ты недолго проживёшь, даже если будешь делать, как она велит. Она тебя за старика не простила.
— Уже простила. Мы с тех пор виделись не раз, ты не знаешь просто.
— Это ты не знаешь. Когда ты в последний раз заявилась, это Леона тебя сдала. Сама она руку на тебя поднять не могла, но если бы эти разорвали, она бы не вступилась даже. Она постаралась их так привести, чтобы Рафаэль не услыхал. Это я за ним ходила, по счастью, успела, и он вмешался.
— Врёшь!
— Зачем бы мне? Ты вот что, убирайся, пока нас не застали. За этим окном труба до земли, беги, и кого в городе до утра поднять сможешь, зови, собирай. Не все здешние порядки мне нравились, но и что Леона решила, мне не по душе. Она зальёт этот город кровью, оставить хочет лишь немногих, чтобы работали на нас.
— Она не могла придумать такое! — с отчаянием воскликнула Кори, поднимаясь на ноги. — Не могла! Её кто-то научил...
— Беги уже, дура!
— А... что с остальными? Где их держат?
— Тебе не добраться, — мотнула головой Ткачиха. — Ну, живо, окно! На тебя вся надежда!
Кори распахнула створки. Встала на подоконник, потянулась, нащупала трубу — так далеко! А тело затекло и казалось чужим.
— А мальчишка? — спросила она. — Попадался вам мальчишка? Это он разболтал про Гундольфа?
— Встречали одного, — кивнула Ткачиха. — Ему повезло, Леона приняла его за старого друга, так что не обидит. Она его на Свалку отвезла, и уж не думала, что так скажу, но сейчас это лучшее место во всём городе. Ты не о нём думай, а о людях, которых сможешь собрать до утра. Всё, пошла, пошла!
Обхватив трубу, Кори съехала с грохотом. Старые крепления подались со скрипом, труба выгнулась, но удержала вес тела. Земля ткнулась в онемевшие ноги, и Кори побежала так, как никогда прежде.
По траве, топтать которую — преступление. По дороге с лампами, уже погасшими и ещё теплящимися, до переулка, ожидая стрелы в спину. Забывая дышать, а потом втягивая воздух так, что больно. Прислушиваясь, не понимая, чудится крик позади, или за ней вправду погоня.
Она растянулась на земле, за чьей-то вонючей уборной, за старыми бочками, на границе жилого и нежилого кварталов, зажимая рот, пытаясь кашлять без звука, хотя грудь разрывалась. Глядела в предутреннее небо, слушала. Кажется, рядом никого.
Когда удостоверилась, что никто её не слышит и не видит, Кори поднялась и, прихрамывая, направилась к своему дому.
Глава 34. Гундольф. Ночь в подвале
Их с Кори разделили. Она, глупая, не послушала, не убежала, когда он велел. Что с ней сделают теперь? Утащили куда-то, а их с Сименом бросили в подвал, чёрный и душный. Невысоко, а всё-таки Гундольф предпочёл бы сам спуститься. Тело ломило и без того.
— А ты мастер толкать речи, — сказал он своему спутнику, невидимому в темноте. — Я прослезился даже. И эти-то, главное, к тебе сразу прислушались...
— Умолкни, без тебя тошно, — раздался сердитый голос.
Что ж, он хотя бы жив, а то уже были сомнения. Сопротивлялся, и его неслабо приложили, Гундольф видел кровь.
— Кто здесь? — спросил кто-то негромко и испуганно. Голос похож на женский.
— Симен. И Отто, — откликнулся спутник Гундольфа. — Или как там тебя зовут взаправду?
— Гундольф. Я из другого мира, а здешние правители убирали всех, кто с нашими связан. Пришлось выдумать себе другое имя и историю.
— Мы не делали ничего подобного, — возмутилась женщина. Теперь Гундольф узнал её голос.
— А-а, госпожа, — сказал он. — Ты, как видно, мало знала о том, что творится вокруг.
— Неправда, я знала обо всём! От меня не стали бы таить... Но что происходит в Раздолье? Нам придут на помощь? Что собираются делать эти люди?
— Советую промолчать, — сказал ещё кто-то, невидимый в темноте. — Госпожа лишалась чувств и осталась без последних новостей, и как по мне, оно и к лучшему. Не желаю до утра слушать крики и плач.
— Крики и плач? Почему?.. Что с нами сделают? Ответьте же мне! — потребовала госпожа. — Ответьте, я приказываю!
Кто-то кашлянул, но ничего не сказал. А Гундольф и не знал точного ответа. Для себя — пожалуй, а что ожидает госпожу? Должно быть, тоже ничего хорошего.
— Ответьте! — настойчиво произнесла госпожа ещё раз. И закончила совсем уж детским, дрогнувшим голосом:
— Мне страшно...
— Да всем страшно, — откликнулся Симен. — Тебе, госпожа, ещё повезёт, если просто убьют. Удивительно прямо, что ещё не тронули. Бывает участь похуже смерти.
Она вскрикнула и заплакала тихо.
— Молчал бы ты, — проворчал Гундольф. — Мастер толкать речи...
— Ваши руки свободны? — спросил незнакомец. — Кто-нибудь может меня развязать?
Возиться пришлось долго, спутали его на совесть. Такие узлы только резать. Когда Гундольф закончил, был уверен, что его пальцы кровоточат.
Незнакомец тихо стонал. Он, должно быть, не чуял уже ни рук, ни ног, так их перетянули.
— Теперь мы выберемся? — с надеждой спросила госпожа.
— Выберемся мы не раньше, чем за нами придут, — прошипел незнакомец. — Но теперь я хотя бы вздремну, чего и вам советую.
— Рафаэль? — спросил Гундольф. — Это ведь ты?
— Ну, я, — ответил тот, чуть помедлив.