Нетленный прах

Тем не менее он написал письмо министру внутренних дел. И напомнил про его обязанность обеспечивать права граждан и гарантировать их безопасность; упомянул о том, как заинтересован в прояснении обстоятельств гибели Урибе; сообщил, что в рамках этого «абсолютно законного» расследования он начал печатать в газете «Патриа» цикл статей, демонстрирующих ошибки должностных лиц. И после публикации сделался объектом «скрытой, но оттого не менее опасной слежки со стороны неизвестных лиц», в связи с чем и просит сеньора министра отдать распоряжение полиции, чтобы задержать этих неизвестных. «Это не значит, – продолжал Ансола, – что нижеподписавшийся просит предоставить ему личную охрану, но всего лишь предполагает найти своевременную и эффективную поддержку со стороны властей в этом конкретном вопросе».

Ответ пришел через месяц. Он содержал не просто отказ, но отказ оскорбительный: «Как только упомянутые заявителем события будут иметь место, Национальная полиция окажет ему необходимую помощь». Ансоле почудился в этой пренебрежительно-злой насмешке почерк Саломона Корреаля. Меж тем «Сансон Карраско» поместил у себя карикатуру в барочном стиле, где были изображены противники: с одной стороны – свирепо ощерившийся Ансола с крючковатым носом, а над ним – полупрозрачные фигуры генерала Урибе и Смерти с косой в руке. С другой – Саломон Корреаль, воздевавший над головой крест. Подпись гласила: «Трусы нападают скопом». Рисунок появился в понедельник, а на следующий день Ансола присутствовал на митинге, созванном сторонниками Марко Фиделя Суреса, седобородого лингвиста, члена-корреспондента Королевской Испанской академии, который начал выступать как кандидат от консерваторов на предстоящих в будущем году президентских выборах. Митинг проходил в Парке независимости, где устало поникшие деревья и низенькие домишки никого не спасали от ветра, задувавшего с восточных гор. Ансола стоял посреди безымянного людского множества, ожидая, когда на сцену выйдет первый оратор, но тут его узнали.

– А-а, это ты, безбожник?! – в упор спросил его человек в темном пончо.

И прежде чем Ансола успел опомниться, раздался свист. «Безбожник!» – неслось из невидимых ему ртов. «Безбожник!» Ансола попытался защищаться: «Я католик! – глупо выкрикнул он. – Я посещаю церковь». За лицами, искаженными угрозой, за блеском золотых зубов в разинутых бранью ртах задрожали кроны деревьев. Ансола вспомнил, что случилось с генералом Урибе незадолго до его гибели: в каком-то парке – таком же, как этот, или, может быть, даже в этом самом – на митинге, собранном Рикардо Тирадо или Фабио Лосано, разъяренная ревущая толпа окружила его и накинулась бы на него с кулаками, если бы его сторонники не успели открыть большой черный зонт, загородиться им на манер щита и чуть ли не на руках вынести генерала из свалки. Ансола подумал о нем, а потом о ненависти и как легко она вспыхивает, и еще подумал, что у каждого человека всегда отыщутся причины убить другого. В эту минуту пошел дождь и рассеял нападавших, как детей или зверей, и Ансола в три широких шага оказался за пределами парка, на примыкающей к нему улице. Впрочем, он уже никого не интересовал: искра ненависти погасла так же скоро, как и вспыхнула. Через несколько минут он – усталый, напряженный, широко раскрыв глаза и ощущая легкую дрожь в руках – уже был на пути к дому.