Венгерский… Древний венгерский… Как чарующе было разговаривать на нем с этой женщиной, с его женой… Единственно правильно.
— Констан, любимый! — она горячо стиснула его руку. — Умоляю, помолчи! Я тебя нашла. Князь, благодарю тебя, я его нашла после стольких веков! Знаешь…я так хотела, чтобы ты знал…нет и не будет в вечности такого же, как ты. Я все эти столетия тосковала по тебе! Помолчи, у тебя еще есть шанс, если немедленно отправить тебя в больницу! Тебе сделают переливание…и ты будешь жить! И мы с тобой обо всем поговорим…обо всем на свете! Хорошо? Боже, какая я дура! Ты же так похож…на Влада. — Она попыталась улыбнуться, но улыбка вышла кривой и несчастной.
А потом его взяли на руки, словно он был не тяжелее котенка, тело ощутило слабый толчок — а в следующую секунду они уже поднимались сквозь тугой своенравный ветер, что пел вокруг них свою холодную темную песню, и звезды оказались так близко…совсем как ее лицо.
Холодная рука на лбу. И…теплота в глазах? Та, что была давным-давно, теплота живой Лизы — из-за совершенства этой вселенской красоты?..
— Куда мы…куда ты несешь меня?
— В больницу. Потерпи…потерпи, любимый.
— Я прошу тебя, не надо! Зачем тебе снова эта раздвоенность?.. Лиза, у тебя же есть Слава…
Горькая усмешка.
— Глупый… У меня всегда был только ты…
Соленый от слез поцелуй. В губы. В душу.
— А Карл?
Полет прекратился. Просто тихо выл ветер высоты, а они висели над головокружительной, иссиня-черной бездной, на дне которой сиял Соулинг.
— Констан…я умоляю… — безжизненный, робкий шепот. — Пожалуйста, давай оставим этот разговор на потом… Прошу тебя. Дай мне тебя спасти!
— Я не могу, Лиза. Не могу отложить на потом. У нас не будет потом, нежная моя. Я позволил Князю разорвать связь наших душ. Я ухожу навсегда, дорогая моя. Ты любишь Карла, пусть так… С кем бы ты ни была, моя любимая, моя хорошая…будь счастлива. И прости меня за все мои глупости… — Лайнелл улыбнулся немеющими губами. — Я все время пытался решать твою жизнь за тебя.
— Констан, пожалей меня… — почти беззвучно всхлипнула она. — Умоляю…пожалей меня! Не говори так!
В ушах пронзительный звон…звезды туманятся…
— Я и мечтать не мог умереть вот так: в ночном небе, совсем рядом со звездами… Спасибо.
Лиза вздрогнула, всматриваясь в его лицо.
— Констан… Констан?..
Слезинка покатилась по ее холодной щеке — и ее тут же сорвал и унес в ночь ветер…
Глава XVIII
Лиза сидела перед столом, тупо крутя в руках карандаш. Безразлично слушала разговор. Говорили двое, за диваном. Слава и Карл.
— Она так и не разговаривает ни с кем?..
— Я понять не могу, что с ней случилось! Да, она не разговаривает. Ильза сходит с ума от беспокойства. Она во всем обвиняет себя.
— Почему?.. — изумленное присвистывание.
— Вроде того, что не углядела какое-то колдовство. Чушь!
Карл раздраженно фыркнул и стукнул кулаком по ладони.
Слава облизнул пересохшие губы.
— Так и молчит…
— Так и молчит. Двое суток. И не двигается. Мы закрываем шторы на рассвете и закате, потому что она даже не думает прятаться. Лучше не надоедать ей…
— Ее нельзя бросать вот так! А что говорит Фрэнсис? Он читал ее мысли?
— Читал. И сказал, что помочь тут ничем нельзя.
— И все?
— И все.
— А вы сами, Карл, не могли бы…
— Что?.. — холод в голосе.
— Прочесть ее мысли…
— Я не считаю себя в праве. И не позволю кому бы то ни было влезать ей в голову. Ясно, Вячеслав?
Лиза слабо всхлипнула.
Оба повернули головы на этот тихий звук.
— Карл… Братик… — она произнесла это жалобным сдавленным голосом — и тут же слезы, как извержение, вырвались наружу неудержимой стихией.
Карл тут же оказался рядом — и она рухнула ему в объятья.
— Любимый! Не оставляй меня, не оставляй! — отчаянно всхлипывала Елизавета, зарывшись лицом в белую рубашку Карла — а он нежно гладил ее вздрагивающие плечи. — Карл, хоть ты-то…не оставляй меня…мне никто, кроме тебя, теперь не нужен…
На какое-то долгое мгновенье плечи юноши закаменели — и он попытался отстраниться — но Лиза судорожно вцепилась в него пальцами и зарыдала еще отчаяннее, словно ее лишали последней опоры в этом мире.
— Я здесь, любимая…я здесь, — тихо ответил Карл.
Слава из дальнего конца комнаты безмолвно созерцал эту сцену. А потом отвернулся и принялся рассматривать корешки книг на полках.
Если бы он был человеком, то пошел бы сейчас на кухню и сварил кофе…и накапал бы девушке валерьянки.
Но в этой комнате никто не был человеком.
И потому Слава стоял и рассматривал книги.