Неторопливая машина времени

И она убирает руку. Она больше не может выносить контакт между ними. Она обхватывает руками свои колени, стараясь сдержать нервную дрожь. Но она все так же прямо смотрит в глаза Эгону, бросая ему вызов, умоляя его, стараясь заставить его правильно сыграть свою роль после того, как она сказала то, что должна была сказать.

Он начинает говорить не сразу, просто потому, что не может. Жесткий, ох, и жесткий же характер у этой девицы! Разорвать все узы разом, грубо, чтобы избавиться от него (избавить его от себя?) единственным способом: уйти. Завтра. Она же ничего не говорила ему раньше! На протяжении двух недель она не обмолвилась ни единым словом. И он не смог ничего понять!

Он прислоняется к спинке кровати, натягивает на себя простыню: ему холодно.

— Будут другие Эгоны, — произносит он наконец.

— Я знаю. Может быть, я столкнусь с хорошим Эгоном в подходящий момент.

— Ты будешь искать его?

Взгляд голубых глаз внезапно уходит в сторону.

— Поживем — увидим.

После продолжительного молчания Эгон негромко говорит:

— Я предпочел бы, чтобы… чтобы ты ушла по-другому, Меланэ.

— Но у Путешественниц есть свои мотивы для ухода.

Он хотел бы прикоснуться к ней, но не может. Он хотел бы говорить, заполнить словами внезапно разверзшуюся между ними пропасть… Нет, пропасть, о которой он сейчас только вспомнил, но которая всегда существовала для нее. Эта мысль заставляет руку Эгона бессильно упасть на простыню. На его глазах появляются слезы, и ему приходится совершить усилие, чтобы не наклонить голову, чтобы продолжать смотреть на расплывшийся облик Меланэ. Девушка встает. Сквозь слезы он плохо видит выражение ее лица. На несколько мгновений она останавливается возле него, затем легко касается мокрой щеки и тихо говорит страшные слова:

— Мне очень жаль.

После этого она исчезает.

Когда на следующий день она исчезла всерьез, когда она наконец вступили на Мост, Эгон работал со своей группой стажеров. Он больше не видел ее. Он ждал всю ночь; она должна была прийти, она не могла исчезнуть просто так! Но наступил момент ухода; она ушла. Утро прошло, и Эгон не помнил, что он говорил стажерам. Потом он обедал. После нескольких глотков он ушел из столовой, чтобы направиться куда-нибудь, куда угодно, где никого нет.

Он осознал, что находится перед дверью в комнату Меланэ. Записка! Может быть, она оставила записку? Он презирает себя за эту надежду, но все же толкает дверь. Разумеется, комната не выглядит опустевшей; все осталось на своих местах. Путешественники ничего не берут с собой. Аккуратно заправленная постель, на стене над ней гитара. Письменный стол… Эгон вздрагивает: стекло в дверце небольшого книжного шкафа разбито. Осколки, упавшие на пол, убраны, но небольшие кусочки стекла все же поблескивают среди пятен крови, запачкавшей ковер.

— Она порезалась сегодня ночью, — раздается позади Эгона голос Тенадена. — Она поскользнулась и пыталась удержаться на ногах, опираясь на дверцу шкафа. Стекло не выдержало, и …

Странный тон Тенадена, странный взгляд… Он хочет сказать ему что-то совсем другое…

— Бедняжка очень глубоко порезалась. Она просила, чтобы вас не будили. Вирри зашивал порезы часа два, не меньше. Несмотря на раны, она настаивала, чтобы ее уход не откладывали. Выглядела она весьма уверенной в своих силах. Бывает, что травмы исчезают во время Путешествия, для этого нужно, чтобы сознание было подготовлено. Мы не стали удерживать ее.

— Она порезалась, — тупо повторяет Эгон. Ужасное ощущение, что ты должен проснуться, но тебе это никак не удается.

— Да, она сильно порезала руку. Правую. Три средних пальца. Был поврежден нерв, так что она, очевидно, не сможет сгибать фаланги.

Слова долетают до Эгона откуда-то издалека. Он не знает, откуда, потому что ничего не видит вокруг. Кто-то берет его за локоть и подталкивает; он идет. Споткнувшись, он ощущает коленом что-то мягкое; чья-то рука нажимает ему на плечо; он садится. Это кровать.

Правая рука… Пальцы… Не может сгибать их…

Он видит правую руку Талиты, средний и указательный пальцы, так нелепо лежащие на струнах гитары. Он слышит смех Талиты, когда она показывает ему, что может сгибать последнюю фалангу одного пальца независимо от других. Средний и указательный пальцы правой руки выпрямлены, тогда как последняя фаланга безымянного согнута. Я как-то порезалась. И улыбка, застывающая на лице, и долгая, долгая пауза, во время которой улыбка становится совсем другой. Как раз перед тем, как отправиться в мое первое Путешествие. И нежное прикосновение к его щеке.

Талита.

Меланэ.

* * *

Позднее, сидя в саду с Тенаденом, он смог, наконец, сформулировать первую осмысленную фразу. Он спросил:

— Это ты сказал ей?

— Именно это я хотел спросить у тебя, — ответил старик.