Нецензурное убийство

— Ну, потому что глупый вопрос. Откуда мне знать?! Там ведь Гайец был, а не я. Черный, большой, крытый. Вот и все, — сказал со злостью редактор «Нашего знамени».

— Ну тогда поболтаешься на Крохмальной, позовешь Гайеца на водку…

— Хочешь, чтобы я ссучился а, Зыга?! — Закшевский искромсал окурок каблуком. — Кому ты это говоришь?!

— У меня нет времени на твое жеманство. Не позже чем завтра ты должен мне что-нибудь нарыть. Ты ведь мой должник, нет?

Закшевский подошел к окну. Посмотрел во двор и уселся на узкий подоконник. Потом отвернулся и глянул исподлобья на Мачеевского.

— Я этого ожидал. В конце концов все равно из тебя вылезет мент, Зыга. У меня есть еще кое-что, но после этого мы будем квиты.

— Говори!

— Я уже позвал Гайеца на водку. Сегодня вечером в «Выквинтной». Можешь пойти со мной, с твоей физиономией ты будешь там в самый раз.

— Спасибо за доверие, Юзек. — Мачеевский стряхнул пепел с папиросы и закрыл блокнот.

— И этим я закрою долг, — твердо сказал Закшевский.

— Если меня Гайец не разочарует. А впрочем, поболтаем… Во сколько?

— В семь. Будь чуть пораньше у вокзала, где пролетки.

Мачеевский уже застегнул было пальто, но, подумав, снова опустился на край стула.

— Еще один вопрос. Ты долго работал у Тромбича?

— Больше года, но знаю его года четыре. А что?

— Как раз! А что ты мне скажешь об этих его мальчиках?

— Зыга! — засмеялся редактор. — Тут нет ничего общего с тем, что ты подумал. У него это всего лишь невинная слабость, как для некоторых лошади или пуделечки. Он их берет, можно сказать, с улицы. Из нищих семей, которые сами с трудом могут сосчитать, сколько у них ртов кормить надо. Одевает, посылает в школу, кормит, учит есть ножом и вилкой. Через три-четыре года теряет интерес, но мальчик уже имеет какой-никакой старт. Петрек сейчас работает у Плягге и Ляшкевича младшим чертежником. Фелек в офицерской школе. Этот новый, Франек, еще учится.

— И что? За просто так?! Логично было бы, если они должны ему чем-то платить. Задницей?

— Нет, Зыга, ни в коем случае. Я с ними разговаривал, и если бы он что-то такое делал, я лично бы надавал Тромбичу по морде. Невинная слабость. Не знаю, что там сидит в Тромбиче, но в отношениях с людьми он прямо-таки душа-человек. Не было такого случая, чтобы не одолжил денег или не дал аванса.

— Ну тогда до свидания, до без чего-то семь, товарищ Закшевский. — Мачеевский поднял руку в пролетарском приветствии. — Не дай схватить себя ментам.

* * *

— Говорите, пан доктор, такой артист? — спросил Зыга.

— Как я уже сказал, точнейший удар прямо в почку, — донеслось из трубки. — Вонзил нож и повернул, знал, что надо делать. Если артист, то в области хирургии.

— Да, благодарю вас, до свидания. — Младший комиссар положил трубку.

Крафт закончил приводить в порядок протоколы, то и дело поглядывая на часы. Мачеевский перевел взгляд на свой стол, заваленный заметками. Вернувшись со встречи с Закшевским, он пытался разгадать, кто мог быть заинтересован в том, чтобы погибли два человека, один их которых в газету писал, а другой из нее вычеркивал.

Да, Зельный, хоть и… зеленый — младший комиссар улыбнулся этой ассоциации, — был прав. Если бы один убил второго, тут все ясно. Но только если редактор цензора, не наоборот.

Снова зазвонил телефон и оборвал размышления Мачеевского. Зыга схватил трубку, в надежде, что это кто-то, кто сознательно или случайно наведет его на какой-нибудь след. Может, благодарный Тромбич, который что-то вспомнил… Но звонил Леннерт.

— Работаете, пан полицейский? — пошутил он. — Что скажешь насчет небольшого мордобоя послезавтра на рассвете?

— Идет, Стах, — согласился Мачеевский. — Раннее утро — лучшее время для нокаута.

— Что-то у тебя голос неуверенный, — заметил приятель. — Расследование не складывается?

— Та нет, ясновельможный пане, но Бог даст, все сладится, — прошипел Зыга, пародируя простонародный говор.

— Несмотря ни на что, до свидания?

— А как же, салют!

Младший комиссар вернулся к своим бумагам. Выписывая в очередной раз известные факты и соединяя их все более затейливыми линиями, он пытался разгадать тайну связи между Биндером и Ежиком. По-прежнему все указывало на газету — цензор, хочешь не хочешь, был одним из первых ее читателей и в определенном смысле тоже редактором. Да, но какой номер наведет его на след? Какой текст? Что в нем надо искать?