Неучтенный фактор

И только жена могла держать его за руку во время самых сильных приступов отчаяния. В глухие месяцы отлучения. Годы глубокого, долгого, подлинного одиночества, подкравшегося к нему со смертью Степана. И только железная твердость характера, которую он прежде и не подозревал в своей лучшей половине, удержала его на краю пропасти и дала шанс выжить.

Почти раздавленный произошедшим, Гавриил пытался вспомнить, испытывал ли он раньше что-нибудь похожее на ненависть. Вспомнил. Вспомнив, долго смеялся, так как давнишнее чувство, которое он хранил в своем сердце как разочарование, обиду и неприязнь, по сравнению с его нынешним состоянием выглядело как добрая новогодняя сказка рядом с бездарным детективом…

То памятное лето, когда он получил диплом о высшем образовании и женился, было отмечено еще одним событием, которое Гавриил не очень любил вспоминать. Событие было связано с Любой, самой младшей из сестер. В семье она росла всеобщей любимицей, ее охотно баловали родители и сестры. Гавриил тоже, особенно после смерти отца, выделял ее, как младшую, пытался оградить от трудностей, учил уму-разуму. Давно, еще до поступления в университет, только начав зарабатывать деньги, ей первой Ганя покупал сладости и обновки. Так же всегда поступала и мать. Вера, которая была мастерица на все руки, обшивала и одевала сестренку, как куклу. Можно сказать, они все вложили в Любу частичку своей души. К семнадцати годам Люба превратилась, как и обещала, в одну из самых красивых девушек поселка. В силу своего возраста она слушалась Ганю больше, чем старшие сестры.

Временами в их поселке жили так называемые шабашники, рабочие из других регионов, занятые на срочных стройках. Были они и в то лето. Состав бригады этих наемных работников постоянно менялся; впрочем, никто не обращал на них особого внимания. Обычно они ни с кем не общались, жили по принципу: приехали – уехали, сегодня здесь – завтра там. В клубы не ходили, в общественной жизни не участвовали. Если кто из местных с ними и водился, то это, как правило, были последние пропойцы и обманщики. Бабы шептались, что приезжие все, как один, болеют плохими болезнями и сидели в тюрьме. Гавриила эти люди никогда в жизни не интересовали, для него их не существовало.

Любка не имела привычки рассказывать кому бы то ни было о своих сердечных делах. И вот, до Гани начали доходить какие-то невероятные слухи. Будто бы ее обхаживает бригадир приезжих рабочих, сурового вида усатый дядька не первой молодости, к тому же плешивый… а то ли она сама к нему липнет. Понимая, что вокруг красивой девушки всегда много сплетен, Ганя не верил этим россказням.

Не верил, пока однажды не услышал в магазине разговор:

– Ой, бабы, поножовщина сегодня у шабашников была. Вроде девчонки какие-то с ними, мой с сенокоса возвращался, увидел… может, и снасильничали… беда…

Ганя вышел за болтливой бабой, догнал ее в соседнем переулке и спросил, кого из местных видел ее муж.

– Не знаю я, сынок, не знаю. – открестилась женщина. Потом вздохнула и решилась: – Сказывают, что Любка ваша с подружкой. Но ты осторожней там…

Ганя, не слушая ее больше, быстрым шагом направился к дому. Он ввалился домой в ярости и увидел Любу, охорашивающуюся у зеркала.

– Проститутка! – заорал Гавриил и закатил ей пощечину. В молодости он был плохим воспитателем, отчего все три его проекта с треском провалились. Речь идет о кузинах, ответственность за которых он чувствовал с ранних лет. – Ты, б…, откуда сейчас пришла, расскажи! Расскажи матери!

Тетя Зоя запричитала, завизжала, бросаясь дочери в волосы, однако тем самым отгораживая ее от разгневанного брата. Бедная Люба заплакала, пытаясь защититься от обоих. Ей удалось кое-как вырваться и убежать. Гавриил выскочил за ней.

Он нашел ее всхлипывающей в хотоне.

– Любка, ты только скажи, если обидели вас, как бабы в магазине болтают, я их всех в землю зарою, вниз головой и живьем.

Любка заплакала еще пуще.

– Ганька, дурак… Ы-ыыы… Я замуж выхожу…

– Что? – Ганя присел от неожиданности. – За этого урода? Любааа… Убью.

Больше он не нашел слов. Он был бы поражен не меньше, если бы сестра предложила ему в зятья инопланетянина.

– И что, ты собираешься с ним жить? – недоверчиво спросил он.

Любка кивнула.

– Мы уезжаем в Молдавию.