Неучтенный фактор

Разумеется, она не принадлежала к числу женщин, стремящихся завоевать внимание мужчин. Поэтому и не особенно нравилась им. Скорее, они ее боялись. Можно с уверенностью заявить, что ей самой было неприятно наблюдать, какие чувства внушала окружающим ее личность. Пожалуй, единственными людьми, которых Норма не пугала до дрожи в коленках своим присутствием, были доктор Вербицкий и… Настя, пятилетняя внучка генерала Сергеева. И если Даниил, по ощущениям Нормы, все-таки частенько побаивался ее, пусть и не так сильно, как остальные, то Настенька Семененко просто души не чаяла в «тете Норме». Она полюбила ее так, как любят только добрые дети – целиком и полностью, без всяких условий, просто и ясно, повинуясь единственно голосу сердца. При каждом удобном случае она просилась к ней домой, на что приходилось соглашаться – родителям скрепя сердце, а Норме, с ее неизменной вежливостью, несколько равнодушно. Никому эта внезапная симпатия не была понятна, и объекту тоже. Впрочем, ко всеобщему удивлению, со временем товарищ Норвилене стала все охотнее проводить свои выходные с ребенком. Постепенно семья Насти к этому привыкла, хотя слегка недоумевала по этому поводу и, конечно, ревновала.

Либо в субботу, либо в воскресенье, каждую неделю или через три-четыре – уж как повезет – няня привозила девочку к Норме, где она целеустремленно топала к кабинету, деловито карабкалась на высокий стул и садилась рисовать. Наверное, она была необычной девочкой, так как любила изображать не принцесс и не котят, а преимущественно военную технику. Она научилась разбираться с помощью дедушки в разных видах советских и немецких танков, самолетов, подводных лодок, зенитных орудий, и еще Бог весть чего, знала их все по названиям лучше любого мальчишки, и без конца выводила в своем толстом роскошном альбоме для рисования. Норме это не очень нравилось, но она ничего ей не говорила. Они вообще мало разговаривали. Норма обычно читала или разбирала свои бесконечные кипы бумаг. К обеду они вместе варили кашку и садились за стол. Вернее, варила Норма, а девочка вертелась рядом и с замечательной самоуверенностью подавала ценные советы. Конечно, кулинаром Норма была никудышным, но Настенька ела все, что ей предлагали, хотя дома отличалась исключительной разборчивостью и некоторой капризностью. Домработницу на выходные Норма всегда отпускала, и если бы не ребенок, напрочь забывала бы о необходимости поесть. Так уж она была устроена.

– А я знаю, где ты работаешь, – доверительным полушепотом поделилась однажды Настя, уплетая за обе щеки невкусную резиновую кашу. Норма от неожиданности проглотила чуть больше чая, чем планировала.

– И где? – без тени улыбки поинтересовалась она у девочки.

– Там, где убивают людей, – безапелляционно заявила Настя. И добавила скороговоркой. – Мне никто не говорил, я сама догадалась, правда, я умница?

– Ну-у… – растерялась Норма. – Не знаю, правильно ли ты догадалась… Интересно, почему ты так решила?

– Потому что ты думала сегодня о том, что надо убить кого-то.

Норма закрыла глаза и обрадовалась счастливой случайности, благодаря которой радио на кухне сейчас бормотало чуть громче обычного. Мало ли что… Потом встала и осторожно взяла девочку на руки.

– Да, Настя, ты ужасно умная девочка. Я очень удивлена и… рада.

Настенька захлопала в ладоши:

– Вот видишь, вот видишь!

– Но я должна тебя попросить об одной вещи, очень серьезно… – немного потерянно начала Норма и запнулась, размышляя.

– Я тебя слушаю, – подбодрила ее Настя с видом победителя.

– Никогда никому не говори об этом. Нигде. Даже здесь. Даже мне. Хорошо?

– Хорошо, – подумав, согласилась девочка. – Даже дедушке?

– Даже дедушке.

– Ладно.

– А ты меня не боишься? – спросила Норма с легкими нотками отчаяния в голосе, и ее сердце замерло в ожидании того, что же скажет Настенька. Ощущение было необычное, ранее ей неведомое. Ответ ребенка ее просто ошеломил.

– Нет, конечно! Ты же хорошая! Ты убиваешь только понарошку. То есть уже мертвых. А я-то живая!

Норма чуть не уронила ребенка, мгновенным инстинктивным движением сильно прижала к себе и затем бережно опустила обратно на стул.

– Ты могла бы попросить меня нарисовать лошадь, – после некоторой паузы заметила Настенька, продолжая свою трапезу, как ни в чем не бывало.

– Лошадь? – тупо переспросила Норма.

– Ну да, лошадь. Тебе же не нравятся танки, я знаю! Поэтому я попросила дедушку научить меня рисовать лошадь. Я теперь умею рисовать лошадь!

– Ты научилась рисовать лошадь? Отлично! Это хорошо, – рассеянно пробормотала Норма.

– Кавалерийскую, – мстительно уточнила Настя и хитро покосилась на нее.

Если бы кто-нибудь случайно подсмотрел в эту минуту, как рассмеялась Норма Норвилене, он сразу и навсегда прекратил бы ее бояться.

– Ох, Настя! А собак пограничных ты еще не научилась рисовать? Или кошек-медсестер? – сквозь заразительный хохот приговаривала она. Настя, от природы наделенная хорошим чувством юмора, выкатывала глаза и делала рожки, подыгрывая ей: «Муу-уу… Я корова-сапер… На моем поле много мии-иин!»

Потом перестала дурачиться и серьезно произнесла: