Неудача в наследство

Аннушка обернулась и залилась краской смущения. На пороге классной комнаты стоял князь Ромадановский. За его плечом маячили: обеспокоенный папенька, бледный судья, растерянный заседатель, равнодушный Порфирий Парфёнович и мрачный Милованов.

От смущения загорелись не только щёки. Лоб, шея – всё пылало.

— Доброе утро, — проговорила Аннушка, оглядывая ввалившуюся в комнату компанию. Встретилась взглядом с Порфирием Парфёновичем, и пробежавшая по спине волна холодной тревоги потушила жар смущения.

Грузный, сутулый, одно плечо значительно выше другого, видящий был скуп на движения, но тем не менее достаточно ловок в них. Бледно-серые, почти бесцветные глаза его устало-безразлично взирали на мир. Мир тоже не особенно интересовался человеком, уже четвёртый десяток лет работающим в Крыльском суде. Что держало его в этом захолустном городке? Уезды побольше и побогаче не могли похвастаться одарённым постоянным членом суда. Все имеющие хоть крупицу дара стремились уехать поближе к столице и сделать карьеру там. Не так давно, лет пять-шесть назад, императором был выпущен указ, что каждый выпускник Софийского лицея должен отработать не менее трёх лет там, куда его отправят, там, где больше всего нуждаются в его даре. Задумка была хороша, но на деле она превратилась в очередную кормушку для нечистых на руку чиновников. За назначения в престижные заведения объявлялись настоящие торги, а заявки из глухих, отдалённых или попросту бедных уездов годами пылились в архивах, изредка по ним рассылали чем-то провинившихся лицеистов, иногда выходцы из этих мест стремились вернуться на родину, но в целом ситуация по стране не особенно изменилась. Исходя из размеров Крыльского уезда, в штате его суда должны были числиться трое видящих. Градоначальник из года в год отправлял заявки в Моштиград, но Порфирий Парфёнович продолжал трудиться в гордом одиночестве.

До недавнего времени в округе было всего двое видящих: Порфирий Парфёнович и Аннушка. За последние дни, учитывая Николеньку и приезжего князя, количество людей со столь редким даром в их глубинке стремительно увеличилось вдвое. Более того, в эту минуту все видящие собрались под одной крышей, в одном помещении. Воздух в небольшой классной комнате мгновенно стал густым. Аннушка буквально кожей чувствовала разлитое в нём напряжение. Того и гляди искрить начнёт.

— Здравствуйте, а что это вы все здесь дела… — начал удивлённо Николенька, но увидел стремительно багровеющего папеньку, вовремя осёкся и переиначил вопрос: — Чем могу быть полезен?

Фёдор Николаевич брезгливо поджал и без того узкие губы, а Леонтий Афанасьевич тепло улыбнулся и, разведя руки в стороны, ответил:

— Поверьте, мы не посмели бы прервать урок, но услышали задорный смех вашей сестры и предположили, что вы наслаждаетесь перерывом. В ходе расследования вскрылись новые обстоятельства, и мне необходимо задать несколько дополнительных вопросов Анне Ивановне, но ежели мы ворвались в разгар важного объяснения, то мы, разумеется, подождём, пока вы закончите.

Николенька смутился и забормотал что-то о том, что действительно был перерыв и он, конечно, не возражает и с радостью предоставит свою классную комнату для серьёзного разговора.

Фёдор Николаевич фыркнул, а Леонтий Афанасьевич искренне поблагодарил мальчика, но отказался от столь щедрого предложения.

— Думаю, вашей сестре и мне будет удобнее вести разговор в кабинете вашего батюшки, к тому же он уже предложил его для этих целей, а я успел дать согласие. Не слишком красиво получится, ежели я своё решение переменю.

Николенька стушевался окончательно, и Аннушка поспешила вступить в разговор:

— С радостью отвечу на все ваши вопросы в любом удобном для вас месте, — уверила она князя.

Закончив расшаркивания, вся компания, за исключением Николеньки, двинулась к кабинету хозяина дома. Князь распахнул дверь, пропуская сперва Аннушку, затем шагнул внутрь сам и аккуратно притворил дверь перед носом дышащего ему в затылок Фёдора Николаевича.

Аннушка с возрастающим изумлением смотрела, как после секундной заминки дверь отворилась вновь, являя ей и князю зрелище обескураженной судейской физиономии. Остальная компания маячила чуть позади и выглядела не менее потерянно.

— Милейший, — заговорил князь тоном, который мог запросто заморозить птицу в полёте, — я же ясно сказал, что сам побеседую с Анной Ивановной. Ежели вы не поняли, то могу переиначить доходчивее — мне не нужны праздные любопытствующие в свидетелях.

Папенька, Порфирий Парфёнович и Андрей Дмитриевич слаженно отступили на пару шагов. В дверном проёме остались только побелевший Фёдор Николаевич и окончательно посмурневший Милованов, который переводил тяжёлый взгляд с князя на судью, будто прикидывал, что лучше предпринять: прорываться в кабинет и отстаивать своё право на присутствие при важном разговоре или оттаскивать от двери упорствующего судью.

— Ваше сиятельство, смею напомнить, — меж тем озвучивал свою позицию последний, — я не любопытствующий свидетель, я пока ещё должностное лицо при исполнении!