Неудача в наследство

Аннушка поспешила к окну, отмечая, что сегодня, видимо памятуя о прошлой весенней уборке, Михаил убрал все бумаги со стола, прежде чем улизнуть из дома, прикрывшись, тем что Архипу по делам пришкольного интерната нужно в Крыльск наведаться. Кто бы мог подумать, что муж так близко к сердцу примет проблемы сельских школ? Лучики смешливых морщинок сами собой разбежались от уголков глаз. Муж! Сколько лет прошло с той поры, как она впервые назвала так Михаила? Тринадцать? Четырнадцать? Пятнадцать! В этом году исполняется уже пятнадцать лет со дня их свадьбы. Как бежит время! Теперь. Аннушка хихикнула. До свадьбы оно тянулось неимоверно медленно. Михаил ухаживал очень долго и обстоятельно. Ольге, Татьяне Михайловне, да и самой Аннушке даже казалось, что слишком долго и слишком обстоятельно. Сестра успела выйти замуж, родить первенца и забеременеть второй раз, а Михаил Николаевич даже не намекал на возможность чего-то большего, чем прогулки, беседы и приятные знаки внимания в пределах допустимых приличий. Аннушка съездила в Моштиград на обещанные Ромадановским курсы, попала в цепкие ручки его супруги и даже побывала на паре устроенных ею встреч с очень приятными молодыми людьми, прежде чем примчавшийся в столицу Милованов облёк в слова предложение руки и сердца. Как он потом оправдывал свою неторопливость? «Я должен был предоставить тебе возможность выбора!» Аннушка хихикнула ещё раз. Ну да, конечно. Выбор. Три года трогательных ухаживаний и долгожданное предложение руки и сердца, с одной стороны, и несколько только что представившихся лиц, с другой.

Аннушка подошла к окну и едва успела ухватить особенно экспрессивно дёрнувшуюся створку за угол. В тот же момент возле её виска просвистело что-то круглое, крупное, с полголовы, и тёмное. Аннушка привычно и ловко уклонилась от снаряда, обернулась и обречённо проследила, как новёхонький кожаный мяч пересёк всю комнату и пулей вылетел в распахнутые настежь двери. В коридоре что-то грохнуло. Послышался женский визг, мужской забористый мат и звон разбитого стекла. Судя по воплям и причитаниям, пострадали зимние рамы, что терпеливо ждали в коридоре своей очереди на вынос в чулан. Аннушка выглянула на улицу.

С улицы на неё смотрели три пары внимательных каре-зелёных глаз.

Два ломких мальчишеских голоса раздались одновременно:

— Разбил?

— Цело?

— Смотря что, — со значением ответила Аннушка, разглядывая собственных чумазых отпрысков и не менее чумазую племянницу.

— Окно! Окно цело?! — заголосили мальчишки хором.

— В кабинете — цело, — сообщила Аннушка, голосом нажимая на слово кабинет. — Поднимайтесь.

Дети переглянулись и, понурившись, поплелись в дом. Аннушка слышала, как сыновья шёпотом стали что-то выяснять друг у друга. До неё долетало разрозненное:

— Там как было-то?.. Считается!.. … выкуси!.. Сам такой!.. Всё заново!

Дождавшись троицу, Аннушка заломила бровь полумесяцем.

— Я так понимаю, разбитые стёкла не случайность, но цель? — уточнила она. — Все делом заняты, а вы от безделья вещи ломаете?

— Не совсем, — замялся Иван. — У нас эксперимент. Нужно выяснить: количество удачи в пределах одного поколения Миловановых распределяется равномерно или всё-таки согласно старшинству.

— Мы не баловства ради, а науки для! — поддержал старшего Игнат, воздев указательный палец к потолку.

— Они не виноваты! — вступила в разговор племянница, хлопнув ресницами и намотав на указательный палец белокурый локон.

Волосы — единственное, что во всём её облике было от родителей. Локоны эти ещё во младенчестве впечатляли окружающих сверкающим великолепием. Родители даже имя девочке подобрали соответствующее — Злата. В остальном же — Ольга хмыкала, что её младшенькая взяла внешность от любимой тётушки, характер от любимого дядюшки и дар от обоих, по этой причине будет честно, ежели обожаемые родственники внесут посильную лепту в воспитание этого очаровательного чудовища, поскольку родным матери и отцу это точно не под силу. И Аннушка честно пыталась воспитывать этого бесёнка с ангельской улыбкой, что проводил в её доме гораздо больше времени, чем в родительском.

Из стены выглянула Александра Степановна в образе двенадцатилетней девчонки.

— Ты им на ладошки глянь! — сказала она Аннушке, показала язык Златке и вновь скрылась в стене.

Аннушка хмыкнула и потребовала:

— Руки!

Мальчишки переглянулись и обречённо протянули матери руки ладонями вверх. На обеих красовались метки невозможности корректной трактовки результатов пари.

— Так… Лекцию о необходимости точных формулировок и недопустимости использования собственного дара ради развлечения вам отец прочитает! А пока — ступайте убирать последствия того, что натворили, — заявила она. — И мяч я вам не отдам! Иначе к следующей зиме вовсе без окон останемся.

— Ну ма-а-ам!