Неудача в наследство

— Есть ещё пара мелких вопросов, — продолжил Вячеслав и, умолкнув на мгновение, полюбовался на замершего в подвисшем состоянии Андрея, а затем закончил мысль, — но я их вам чуть позже задам.

Андрей резко выдохнул и пулей выскочил из-за стола. Спустя четверть часа они с Михаилом тряслись в коляске по дороге к имению Кречетовых. Один перебирал в памяти детали состоявшегося разговора, второй готовился к разговору грядущему.

Глава 25. Весь мир — театр…

Солнце палило нещадно, Аннушка шла домой самой короткой дорогой. Лицо её раскраснелось, выбившиеся из причёски прядки противно липли к шее и вискам, руки и ноги отекли, стали тяжёлыми и неуклюжими. «Как бы вновь приступа не случилось!» — билась в голове тревожная мысль.

Последние шаги дались труднее всего, колени подрагивали от слабости, платье, ещё недавно казавшееся уютным и невесомым, теперь стальной кольчугой тянуло плечи к земле. Меж лопаток и под мышками расползались тёмные пятна. Никогда раньше жухлые придорожные лопухи не выглядели так соблазнительно, они манили присесть, а ещё лучше прилечь на пыльные широкие листья и отдохнуть. Аннушка из последних сил сохраняла стойкость и не поддавалась на их уговоры, она понимала, что если сейчас присядет или хотя бы остановится, то потом не стронется с места, пока безжалостное солнце не скроется из виду.

Наконец она добралась. У парадного крыльца стояла коляска, видно кто-то только что приехал с визитом. Аннушка вздохнула и постаралась прошмыгнуть в дом как можно незаметнее. Встречаться с гостями не хотелось, а хотелось поскорее попасть в свою комнату, умыться прохладной водой и сменить пропитанное потом и пылью платье на свежее. Но сегодня желаниям её не суждено было сбыться.

Отворив дверь, Аннушка оказалась в Большом Императорском театре на сцене в день премьеры. Во всяком случае, ощущение возникло именно такое. При этом создавалось впечатление, что сценарист сошёл с ума, режиссёр запил, дирижёр уволился, а актёры готовились к спектаклю спустя рукава, пренебрегали репетициями и полным составом собрались в первый раз. Единственные, кто ответственно подошёл к своей работе, — костюмер и бутафор, но на общем фоне их старания уже ничего не значили.

Мизансцена, которая предстала перед глазами Аннушки, получилась противоречивой, даже парадоксальной, но крайне выразительной. В глубине комнаты, в полумраке виднелись две женские фигурки. Маменька и Ольга стояли плечом к плечу. Роли им достались лирико-трагедийные. Обе были одеты в светлые муслиновые платья с вставками из тончайшего кружева. Обе прикладывали белоснежные платочки то к широко распахнутым глазам, то к полуоткрытым ротикам. Позы обеих олицетворяли отчаяние, хрупкость и беспомощность перед лицом постигшего их несчастья, а кроме того — взаимную любовь и поддержку.

Чуть ближе к дверям, по левую руку от Аннушки, замерли ещё две участницы развернувшегося действа — сёстры Веленские. Эти не выходили из рамок комического амплуа. Канареечно-жёлтый цвет платья младшей соперничал по эффектности с ажурной шалью цвета фуксии на плечах старшей. Шаль эта была ношена явно не первый раз и даже не первый год, несколько потеряла форму, но не яркость. Сухонькая цепкая лапка Лизоньки впилась в пухлое плечо сестры, которая стояла, насупив брови и подав корпус вперёд. Создавалось впечатление, что ежели младшая разожмёт руку, то старшая разъярённым быком рванёт вперёд, сметая на пути преграды.

По правую руку от Аннушки, в коридоре, столпились слуги с Марфой в первых рядах. Было решительно непонятно, массовка это или вовсе — оркестр.

Яркие солнечные лучи врывались в сумрачный холл сквозь высокие арочные окна и скрещивались, освещая композиционный центр картины — замершего папеньку и застывшего с огромнейшим букетом в руках Турчилина. Расправив плечи и выставив одну ногу вперёд, Кречетов, по всему было видно, играл роль комбинированную, даже переходную, от роли героя (победителя дракона) к роли благородного отца семейства. Генерал также метался меж двух образов, так окончательно и не выбрав, что ему больше в этот раз удалось, то ли герой-любовник, то ли шут.

Зрители расположились на втором этаже. Меж столбиками балюстрады вниз смотрел Николенька, а неподалёку от него прямо на перилах сидела Александра Степановна. В этот раз выглядела она младше внука, болтала ногами и лузгала семечки, непринуждённо сплёвывая шелуху на головы главных действующих лиц. Шелуха до голов не долетала, таяла в воздухе, но внезапно и радикально помолодевшую бабушку это не останавливало.

— Я старый солдат… — рокотал генерал, размахивая цветами. — Да что там! В моём случае можно сказать короче. Я старый! Но сердце моё бьётся в пылающей груди и гоняет по венам горячую кровь! Кровь, а не водицу! Не то что у некоторых!

Генерал пару раз резко, со свистом, рассёк воздух букетом. Несколько сиренево-белых лепестков потревоженной птичьей стайкой разлетелись по комнате.

— Ну полно вам, дорогой наш Николай Дементьевич! Вы — и о старости! — подал реплику Иван Петрович.