— Ну заходи, раз пришла, — бархатисто пророкотал он.
По телу Анастасии прошла странная, запретная дрожь. Она заморгала и зачарованно шагнула в прихожую. В это время на столике за спиной парня мелодично заиграл видеофон. Парень повернулся и не спеша, играя мощными икрами, направился к гаджету. В это время порыв невесть откуда взявшегося ветра взметнул легкую ткань шорт, и Анастасия зажмурилась, в горле у нее пересохло. Она пыталась посмотреть вверх или вниз, отвести глаза, но у нее не получалось.
Дело в том, что у Анастасии была постыдная тайна — она обожала женские романы, особенно те, на обложках которых был изображен мускулистый красавец, сжимающий в своих объятиях млеющую красотку. Анастасия никому в этом не признавалась! Эти романы она читала по ночам, укрывшись с головой одеялом. А начитавшись, мечтала. Мечтала, что вот сейчас появится он… Под его смуглой кожей будут играть, перекатываться мышцы… Он будет говорить с хрипотцой и смотреть на нее вот так… хищно, жадно, с вожделением. Она никому не могла в этом признаться! Никому. Она же не только защитница животных, она еще и феминистка! А феминистки этих грубых, потных животных презирают… Презирают эту их токсичную маскулинность… это мышечное превосходство… эту растительность на груди… м-м-м…
Парень тем временем отвечал на звонок.
— Да, слушаю. Как вы сказали? Карасюк? Да, капитан сегодня дома. Да, конечно, будет рад вас видеть. Посидим, вспомним былое. Об ущербе поговорим. Да, к двенадцати ночи. — Закончив разговор, парень снова повернулся к Анастасии. И — снова с этим бархатным рокотом: — Так что же вам угодно?
Анастасия икнула. Судорожно вдохнула.
— Мне необходимо поговорить с капитаном.
— Как? С ним самим? А я вам не сгожусь?
— Нет, — просипела Анастасия. — Мне нужен он.
— Ну, как хотите. Я же помочь хотел. Вам же нужна… помощь? — Затем открыл одну из дверей и сказал: — Полина, тут твоя коллега к капитану.
— Ой, пусть войдет, — послышался девичий голос. — Я ей Котькин лишай покажу.
— Ну входи. — Парень вновь обратил на Анастасию свои наглые, раздевающие глаза. «С такими глазами и руки не нужны…» — слабея, подумала феминистка.
Войдя в комнату, куда ее пригласили, Анастасия забыла даже про развевающиеся шорты а-ля Мерилин Монро, настолько ее поразило увиденное. Она увидела не стандартную жилую комнату среднестатистического гражданина-бюджетника, а пультогостиную космического дальнобойщика. Сквозь огромный обзорный экран на людей взирали далекие созвездия. В вирт-окне над терминалом вращался напоминающий многоуровневую головоломку клубок с мерцающими красными и зелеными точками. В кресле пилота сидела, дремотно жмурясь, белая кошка, показавшаяся Анастасии смутно знакомой. Был стол, при взгляде на который веганское сердце активистки дрогнуло: стол украшали многочисленные колбасные нарезки. На примыкающей к пультогостиной кухне орудовал худой рыжий парень в рваных джинсах и старом свитере: он обваливал в муке уже отбитые и перченные куски сочного мяса.
Неожиданно раздался строгий командный голос:
— Ну-с, чем могу помочь?
Тут Анастасия и обнаружила того, кто был ей нужен. Капитан «Космического мозгоеда» раскинулся в необъятном капитанском кресле. На нем были высокие солдатские берцы, штаны цвета хаки и тельняшка. На голове — берет с эмблемой КПСС (Космические Потусторонние Силы Справедливости).
Анастасия выпрямилась, заняла привычную обвиняющую позицию.
— Я являюсь представителем общества «Меньшие, но лучшие». Вы давали интервью нашему каналу.
Капитан сделал предостерегающий жест, и Анастасия заткнулась.
— Стоп! Никогда! Ни за что. Вашему каналу больше ни единого интервью. И не просите. И близко не подходите. И слова не скажу. Это что ж такое? Меня ваши коллеги два часа со своими вопросами мурыжили, всю подноготную из меня вынули, а в эфир попало 30 секунд! Дорогая моя, если интервью длится два часа, то два часа и должны быть представлены зрителю. А не 30 секунд с полным искажением. Вас кто-то обманул, что это свобода слова. Вас ввели в заблуждение. Нет, дорогая, даже не просите.
Анастасия ошеломленно хлопала глазами.
— Но я не по этому делу! — пискнула она. — И свобода слова здесь ни при чем.
— То есть как это ни при чем, если ее нет?
— Свободу слова завезли второй свежести.
— Что за бред?
— Какой бред?
— Свобода слова второй свежести! Как такое может быть? Свобода слова либо есть, либо ее нет. У свободы слова свежесть одна — первая, она же и последняя. Свобода слова второй свежести — это ложь.
— Понимаете ли… — сделала еще одна попытку Анастасия.
— Не понимаю.
— Но я не по этому делу.
— Не по этому? А по какому? По какому же иному делу вы могли ко мне явиться? Если память мне не изменяет, то у нас произошел какой-то инцидент с кошкой. Но это было давно. Впрочем, я рад, если смогу вам чем-нибудь помочь. Дэн, предложи даме табуретку.
Тот, который жарил отбивные, повернулся, сверкнул красными глазами и принес Анастасии стул.
— Итак, на чем мы остановились? Свежесть, свежесть и снова свежесть, вот что должно быть девизом каждого журналиста. Вот, извольте, отведать… Дэн.