– Детское сообщество жестоко, – согласился он. – Иногда – по-звериному жестоко! Но по сравнению с миром взрослых… Мир детей более справедлив, что ли? Да, именно так. Обостренная тяга к справедливости – это у детей. И страсти, и первая любовь, и неистовая жажда жить здесь и сейчас – это все только в детстве! И потому мир детей, как ни странно, более защищен внутри себя. Своей пристрастностью, кстати, и защищен. Подлецов до сих пор не любят и высмеивают. И частенько бьют. И все еще в цене честность, справедливость…
Лицо учительницы закаменело. У нее было явно другое представление о детской справедливости и детской жестокости. И ужасы детства она, похоже, помнила до сих пор. Ну, а ужасы школы – вот они, на каждом уроке.
– Я же сказал – по сравнению! – напомнил он. – Валух в школе – гроза для малышей и одиночек, и то до тех пор, пока не получит по коленной чашечке. Среди ровесников он личность презренная и в целом по школе – тоже. Потому и собирает вокруг себя всякую дрянь – вот я их еще прорежу, как выберу время. Но вот станет он взрослым, закончит пединститут – потому что там легче всего учиться! – и займет должность в гороно… Займет обязательно, такие прорываются зубами и локтями на теплые места! Ну и как, защитится взрослое сообщество от него? Кто-то даст ему по коленной чашечке?
Учительница неуступчиво помолчала.
– Защищаешь слабых от бед мира? – сказала наконец она. – Всех не защитишь. И всегда – тоже.
– Да не замахиваюсь я на решение мировых проблем! – возмутился он. – Я что, бог?! Да и никто всех не защитит, даже его величество закон! Закон еще соблюдать надо и поддерживать! Вот я и делаю то, что должен делать каждый… Каждый – кто? Каждый интеллигент, получается. Я просто поддерживаю справедливость закона вокруг себя, в смысле, докуда нога дотягивается.
– Это насилие! – возмутилась уже учительница. – Чем ты тогда отличаешься от твоего Валуха? Он правит силой – и ты тоже!
– В этом смысле, естественно, ничем! А что, есть другие способы править?
– Но это бессмысленно!
– Да почему?!
– Да потому что так нельзя! Негодяи всегда сильнее, потому что их много! Они всегда будут побеждать, если силой!
– Вранье! Сволочей мало! Это, знаете ли, штучный товар, природой производится редко! Вот дать одному Валенку по коленке – и не станет его банды! И ведь дам!
– У меня, знаешь ли, жизненный опыт, не сравнить с твоим, ротсназе! Уж я-то знаю, сколько мерзавцев вокруг!
– Ну что вы, интеллигенты, такие трусливые, а?! Вы же просто боитесь, что вас стукнут или, не приведи господь, убьют даже! А Валенки не боятся – потому и давят всех! Творче, да что ж ты их создал такими вялыми?! Понимаю, почему меня все время к бандитам прибивает – самая активная часть населения получается!
– Я слабая больная женщина!
– Вранье! А умище на что?! А объединиться? А натренироваться?! А вооружиться, ит-тырк-вашу…
– Думмкопф! Сопливый пацан! Я живу умственным трудом, я не бандитка – с ножиком бегать!
– Вранье! Воинственность интеллигентности не помеха! Бегайте с красивым ножиком и деритесь изящно!
– Да я мирно жить хочу, не трогайте меня!
– Да какая это жизнь?! Об вас уже дебил Валенок ноги вытирает!
– Я слабая женщина!
Ну вот, пошли повторы. А так славно беседовали! Можно сказать, почти на равных.
– Алиса Генриховна! – заметил он. – Вот мы идем посреди улицы и орем друг на друга. Это, конечно, по-своему увлекательно и эмоционально обогащает прохожих, но…
Учительница перевела дух и тоже успокоилась.
– Должен существовать иной путь! – наставительно сказала она. – К гуманизму нельзя прийти через насилие!
– Но ведь… – растерялся он. – Разве можно противопоставлять гуманизм насилию? Насилие – это же… это же просто инструмент, один из многих, что к нему все так прицепились? В любом самом разинтеллигентном споре один давит другого, можно сказать, в каком-то смысле тоже насилует… ну а побежденный, естественно, вынужден убедить себя, что да, он был неправ, и подчиненное положение – самое сладкое из положений… а кто не убеждается, того долбят, пока он не впадет в депресняк… в жизни интеллектуалов полно примеров!
– Да, но… – уже растерялась учительница. – Но – драться?!
– Дело привычки! – пожал он плечами. – На ссадины и боль перестаешь обращать внимание быстро.
– Но это опасно, – тихо заметила она. – Я слышала, у вас иногда… убивают?
– Да, – хмуро согласился он. – Я думаю, тут иное важно. Гордость, чувство собственного достоинства – и страх перед смертью. Что в человеке сильнее?
– Этот твой Валенок – гордый?!
– Э, с ним, как с любой гнусью, всё гораздо проще! Он не гордый, он тщеславный. И еще – жадный. Зато эти два качества в нем гораздо сильнее страха смерти! Я за ним с ножом гоняться буду – но он все равно не бросит свои тиранские делишки! Упрям, урод жирный…
Учительница остановилась, погруженная в свои мрачные мысли. И внезапно покраснела, как девчонка.
– Значит, говоришь, убеждают себя, что подчиненное положение – самое сладкое? – задумчиво протянула она. – Володя, а ты знаешь, твоя феноменальная слава пошляка – она даже несколько преуменьшена и не отражает действительности!