Неудачник

— Рецепт. — Улыбается. — Способ сделать любую кровь такой.

Чувствую мысленный призыв.

— Посиди, пожалуйста, я ненадолго отлучусь. Если хочешь кофе или что-то ещё, скажи андроиду. По идее, у тебя сейчас должен разыграться неплохой аппетит. — Она кивает с улыбкой.

Апартаменты Риты через один коридор от меня. Подруга сидит в кресле спиной к двери, изображает усердную работу за компьютером. Подхожу, целую изящную шею, прикладываюсь клыками, чтобы лишь слегка брызнула кровь.

— М-м-м. — Постанывает. — И всё? Ты, похоже, уже не голоден. Надеюсь, осушить эту журналистку ты не успел?

— Нет, конечно. Она ещё и неплохой собеседник. — Целую в макушку. — У меня для тебя очень плохая новость.

— Ну и?.. — Она разворачивается ко мне с любопытной улыбающейся мордашкой.

— Тебя подвинули с пьедестала моего любимого блюда.

— Вау… Ты хочешь меня задеть или на самом деле что-то из ряда вон выходящее? — Рита закусывает нижнюю губу, не прекращая хитро улыбаться. — Я не удержалась и прогнала её по нашим базам.

— Охотница? — Пресекаю её игру на старте.

— Ты загнул. — Рита, как всегда, понимает без слов, но пытается сохранить интригу. — Но по-своему весьма интересная девочка.

— Ты расскажешь или мне нужно это как-то заслужить? — Снова прижимаюсь губами к её шее.

— На первый взгляд ничего особенного. Детдом после смерти матери, учёба, работа. — Зелёные зрачки снова превращаются в чёрные точки, она ожидает моей реакции.

Знаю по опыту, лучшей реакцией сейчас будет отсутствие оной…

— Мать двадцать лет назад была осушена. — Рита не выдерживает, а потому немного злится.

— Я в тебе не сомневался, моя сладкая. — Посылаю воздушный поцелуй, что между нами двумя давно однозначно трактуется, как дружеская насмешка.

— Стой. — Оборачиваюсь от двери и иду к ней за протянутым листком, читаю по пути к выходу.

Оборачиваюсь, чтобы увидеть её насмешливый взгляд и вытянутые губки над ладонью — воздушный поцелуй.

4 (516 г.)

Голубое небо в одно мгновенье скрывается за чем-то расплывчатым. От резкой смены картинки непроизвольно закрываю глаза. Снова открываю их медленно, осторожно, а потому вижу всё намного лучше. Надо мной склонилась стоящая на коленях или присевшая девушка, рядом с ней стоит другая, которую я скорее угадываю, чем вижу. Резкости моего зрения едва хватает рассмотреть лицо и руки ближней. Она стягивает с моей головы шлём из толстой кожи.

— Изрублен весь… — Говорит не мне, а спутнице. — Живой доселе неведомой силой держится.

— Он не один здесь не из степняков. Дюжина ещё таких, как он, только все мёртвые — Та зыркает по сторонам. — Десять рук покрошили, коней с десяток вместе с седоками порублено. Что за сила такая? Эта сила, верно, и держит…

— Только не осталось в нём её больше. — Девица обтирает мой лоб прохладной ладонью. — Пригожий… Не жилец он, Змейка.

— Судьба значит, у него такая. — Та, которую спутница назвала Змейкой, опустилась рядом. — Не из наших. И дядьки нету рядом, чтоб подмог чем.

Отвлекаюсь от боли, сосредоточившись на их лицах. Та которая ближе, похожа на северянку, светлая волосами и лицом, с большими серыми глазами. Вторая скорее на скифку похожа, смуглая слегка и остролицая, черноволосая, чем-то схожа со степняками даже.

— Дядька не поможет…

— Любава! — Смуглянка дёргает её за плечо. — Не смей думать даже. Помни, что дядька говорил.

— Помрёт ведь… — Она смотрит на Змейку, затем переводит взгляд на меня.

— Не смей, сестра. — Та умоляет её. — Ведь мы даже уйти не можем сей же час. Себя раскроешь и нас всех погубишь. Избавь от мук и всё.

Светловолосая склоняется надо мной, чувствую нежные прикосновения к шее, чуть заметное царапание. Вся боль незаметно и быстро уходит. Я не могу шевельнуться, лишь, скосив глазами, могу видеть её светлые волосы. Чувствую мягкую ладонь на своей щеке.

— Любава, всадники! — В голосе Змейки явная паника. — Сюда скачут.

Вместо боли чувствую лишь приятную пустоту. Не чувствую тела, лишь купаюсь в ощущении нежности и счастья. Вижу снова лицо Любавы – бездонные глаза и улыбка, которой не забыть никогда. Моих губ касается что-то горячее, это попадает в рот и горло, я теряю остатки сознания в ярком омуте неизвестных эмоций, которые сменяет кромешная тьма.

Я по-прежнему не чувствую ни тела, ни глаз. Мой слух выхватывает далёкие голоса.

— Подмога это была, что князь обещал…, — Голос немолодой, но сильный. — помогли, сердешные. Дошли бы, глядишь, разом и управились.

— Он деревню спас и вас всех. — Голос Любавы тихий и печальный. — Я лишь сил ему дала малость, чтоб поправился. Ни во что не превратится он.

— Брешет упырица! Поднимется упырём или вурдалаком. — Въедливый скрипучий мужской голос звучит откуда-то сверху. — Добить его, меч в сердце, не то изведёт всех за неё.

— Я же зла никому не сделала. — Голос её всё более тихий и молящий. — За что? Защити.

Последние слова прозвучали совсем шепотом, словно шелест травы. Таким же тихим был и ответ – молодой мужской голос шептал, выплёскивая боль и горечь.