Неудачник

Компания смотрит удивленно. Всем интересно, какого хрена я был преподом.

— А теперь? — спрашивает кто-то.

— Выгнали. Не понравился новому руководству. Слишком студентам потакал…

Ребята улыбаются.

— Ну, так ты теперь наш человек, — говорит один из парней. — И знаешь что, препод, давай за это выпьем?

Мы пьем. А потом разговор снова переходит на радости и прелести студенческой жизни. Я пью и смеюсь. Слушаю рассказы ребят про сессии, вечеринки, выпитое и выкуренное. Я слушаю с интересом. Перед глазами оживают картинки жизни филиала. Золотые времена, когда директором еще был Другин, а я верил в то, что честное преподавание — нужное и важное дело.

А Марина смотрит маняще, теребит локон, иногда, когда я смотрю, облизывает губы. И я невзначай касаюсь ее рукой. Потом еще. А потом незаметно кладу руку на талию, глажу спину. Я не пьян, но концентрацию постепенно обволакивает туман. Мне хорошо.

Я уже откровенно обнимаю Марину. И стараюсь не замечать, как хмурится Виталия. Как играют желваки на лице, сжимаются и разжимаются кулаки. Мне единственный раз за долгое, очень долгое время по-настоящему хорошо. Это ощущение настолько фантомно, что не хочется потерять его, случайно сбив внимание.

— Я пойду, подышу воздухом, — говорит Марина. — Вова, ты не составишь мне компанию?

— С удовольствием.

Мы выходим в тамбур. Здесь шумно, но я знаю, что слов не надо. Марина притягивает к себе, целует. Я целую в ответ. Руки опускаются все ниже…

— Ты не охренел ли часом? — раздается рядом раздраженный голос.

Я медленно открываю глаза. Успеваю различить перекошенное гневом лицо Виталия. В следующий момент реальность взрывается мириадами светлячков. И резко подступает боль. Я хватаюсь за голову, оседаю по стенке. Слух куда-то пропадает. Приоткрываю глаза, вижу, как Марина кричит на Виталия. Тот потирает кулак.

Я полусижу, не реагирую на уже слышимые крики. Я жду.

— Ты не видишь, ему плохо! — кричит Марина. — Подними его, урод!

Виталий склоняется надо мной.

— Э, олень, вставай!

В этот момент я хватаю его, притягиваю поближе, и бью лбом в переносицу. Виталия отбрасывает. Он хватается за лицо, из носа идет кровь. Я поднимаюсь, добавляю в живот. Но противник очень хорошо сложен, удар не причиняет вреда. Тогда я еще раз бью в голову. Все это под ошеломленное молчание Марины.

Виталий поднимается, но уже без способности сопротивляться. Он как будто сдувается, становится меньше ростом.

— Пошли, — говорю я Марине.

Мы выходим из тамбура, проходим вагон. Останавливаемся в вагоне-ресторане. Я заказываю поесть, Марина просит льда. В ответ на недоуменный взгляд протягивает зеркальце. Я смотрю на лицо. Левый глаз опоясывает аккуратный синяк.

— Надо приложить лед, — говорит Марина.

— Само пройдет!

Приносят еду. Я чувствую сильный голод. И трезвость. Весь алкогольный туман выветрился. Приступаю к салату, и замечаю, как к столику идет милиционер. Небольшого роста, средних лет. Взгляд какой-то блеклый, форма потертая. На плечах — погоны старшего сержанта.

Может, пройдет мимо? Может не за мной. Подступает какая-то иррационально острая паника. В кровь кубами закачивается адреналин. Неужели — приехали?

Милиционер подходит к нашему столу, говорит:

— Старший сержант Лавров. Ваши документы?

В этом преимущество поезда — документы всегда с собой. Но страх переполняет тело. Блин, так глупо подставиться. Ехал бы себе спокойно, нет — компании захотелось, общения.

Милиционер смотрит паспорт, говорит:

— Нарушаете спокойствие, гражданин. Драки затеваете. Нос гражданину сломали.

— Нет, товарищ старший сержант, — отвечаю я невинным голосом. — Вы меня с кем-то путаете.

— Это исключено. Пройдемте!

Я начинаю паниковать по-настоящему. Но стараюсь не подавать вида.

— Товарищ старший сержант, я тут с девушкой отдыхаю. Никого не трогаю. А ребята ко мне претензий не имеют. Мы слегка повздорили, но уже помирились.

Я кладу на стол несколько тысячных купюр. Глаза сержанта загораются.

— Делаю вам замечание, — говорит он, протягивая мне паспорт. — И больше не устраивайте потасовок в моем поезде!

— Хорошо, товарищ старший сержант! — говорю я. — Может, присядете с нами, выпьете?

— Я на службе, — говорит сержант, берет деньги, уходит.

Я расслабленно выдыхаю. Чуть не попался! Марина улыбается, гладит по руке. Во мне просыпается почти животное желание. Но стараюсь сдержаться. Сначала еда.

А позже я договариваюсь с проводником, и, за небольшую плату, получаю на ночь в распоряжение свободное купе. Марина стелет постель, мы целуемся. Я глажу ее, ласкаю. Мне хорошо, все кажется сказкой. Добрым сном, в котором я рыцарь, Виталий — злодей, а Марина — принцесса.

Секс получается теплый, нежный. Я просто наслаждаюсь близостью, когда на расстоянии сотен километров нет ни одного близкого. Когда несешься в поезде, прижимаешь к себе девушку, но сквозь тепло тела проступает холод мимолетных прикосновений одиночества. Того, что заставляет рисковать свободой, бросаться в бой. Но удерживает в объятиях, крутит, крутит, пока не задохнешься, не оставят последние силы.