Лучше отойти от него и привести мысли в порядок… Да… а то они что-то совсем распустились… думают, что хотят!..
Уже через несколько минут я была довезена до дома и отправлена «отдыхать». Макс сказал, что сам позаботится обо всех потенциальных соучастницах преступления, которое-не-состоялось. (М-да, почти название для поста в блоге доктора Ватсона в известном английском сериале!) Мне пришлось вкратце выложить ему наполеоновский план Лены со всеми именами, поведанными мне Соней — потому к концу поездки Макс сидел темнее тучи… Блондин полагал, что я решила заступиться за Соню и самолично разобраться с бывшей подругой — какого же было его изумление, когда он узнал о заговоре против Глеба. Чувствую, завтра будет весело в компании!
В итоге, заснула я только под утро, терзаемая самыми разными мыслями и сомнениями, а вот на следующий день… на следующий день мне было уже не до терзаний! Потому что мы вышли на финишную прямую, и до самого позднего вечера я была вынуждена забыть и про Лену, и про всех её сообщниц, поскольку едва справлялась с грузом работы, свалившимся на мои хрупкие плечи под конец года! Я почти постигла дзен, в полной мере прочувствовав, что значит дедлайн для всех руководителей отделов компании, по привычке откладывавших важные дела на последний день. Так что, как там всё решилось и чем всё закончилось, я понятия не имела. Полагаю, что смогу узнать об этом только завтра, и непосредственно из уст начальника. Потому — закрываю глаза и мгновенно уплываю в мир сновидений, чтобы проснуться буквально через секунду, осознавая, что уже утро тридцать первого, а в мою дверь кто-то звонит…
Поднять себя с дивана получилось лишь с третьей попытки. А дорога до прихожей превратился в настоящую полосу препятствий: кажется, я собрала всё на своём пути — сумку, ковёр, шланг от пылесоса (хоть убейте, понять не могу, как он там оказался?) и даже что-то из одежды. Опускаю взгляд на пол («взгляд» — это, конечно, тоже громко сказано: так, две щёлочки, слипшиеся ото сна не без помощи не смытой туши). О! Это же моя вчерашняя блузка! Кажется, когда я бухалась в кровать после четырнадцатичасового забега в мир цифр и отчетностей, я даже не потрудилась убрать одежду в шкаф. Видать, просто стянула с себя всё и бросила на пол…
Звонок в дверь прозвучал ещё требовательнее, вызывая у меня приступ головной боли. Нет, я этого доброго человека, конечно, тоже понять могу — черт его знает, сколько раз он звонил, пока я спала. Но кому я вообще могла понадобиться в восемь утра тридцать первого декабря?! Мне великодушно дали выспаться, поскольку сегодня я должна была принять экзамен у Сони, которая, кажется, успела поседеть за эти два дня…
Звонок зазвонил почти истерично, требуя не игнорировать его и перебирать ногами быстрее.
— Я уже в пути! — кричу тому, кто решил с утра обрадовать меня своим видом. Смертник. Он не знает, что с утра я совсем не соответствую своему имени… от слова "вообще", — Кто? — ору ещё громче, на полупальцах пробираясь через препятствие под названием «грязь от ботинок, которую я вчера не вытерла», и надеясь, что мой посетитель испугается и убежит, не желая встречаться с вопящим монстром из-за двери.
Заглядываю в глазок и удивляюсь. Курьер. И нет, не напуган.
Закалённый, сволочь.
— Вам кого? — спрашиваю от балды.
— Мне нужна Мила Георгиевна Криг, — со спокойной улыбкой, идущей вразрез с истеричными звонками в мою дверь, отвечает, собственно, курьер.
— А что у вас в том свертке? — разглядев в его руке внушительную посылку, завернутую в бумагу, спрашиваю с любопытством.
— Это посылка для Милы Георгиевны Криг, — с убийственной вежливостью сообщает курьер.
Открываю дверь, смотрю на него хмуро.
— Очень мало людей знает, что я здесь живу, — сообщаю ему загробным голосом.
— Уверен, у вас были причины не просвещать остальных, — едва заметно подняв бровь и, кажется, пытаясь подавить позыв усмехнуться, отвечает курьер.
— Что нужно? Моя роспись? — начиная мёрзнуть из-за холода в подъезде, бурчу я.
— Да, пожалуйста. Вот здесь, — он подносит ко мне планшет, я быстро расписываюсь, забираю у него посылку и, пожелав счастливого нового года, закрываю дверь.
Иду в комнату, но застываю перед зеркалом. Оглядываю себя с ног до головы.
— Мать. Вашу, — произношу чётко, встречаясь глазами с героиней фильма ужасов, одетую в пижаму невнятной расцветки, вывернутую наизнанку, с колтуном в стиле «воронье гнездо» на голове и черными кругами от туши под глазами.