Неудачница

— Ты что, опять дрался?! — подлетаю к нему быстрее, чем успеваю себя остановить.

Так и есть! Костяшки разбиты в хлам! Кошмар какой!!! Да он такими ударами мог запросто убить кого-то! Поднимаю взгляд на его глаза, смотрю внимательно: нет, признаков вины на лице нет. Как нет стыда за то, что дрался в принципе…

— У тебя есть аптечка? — спрашиваю серьёзным, деловым голосом.

— В прихожей, — ровно отвечает Бесов, не отрывая от меня глаз.

— Садись на кровать, — командую ему и иду в прихожую.

Аптечка отыскивается быстро, так что мигом лечу в ванную, находя её благодаря своей чудом проснувшейся интуиции, мою руки с мылом, вытираю их о полотенце, подхватываю аптечку, пересекаю коридор и вхожу в спальню.

Гитара уже перекочевала в кресло, а Бесов сидел на краю постели, чуть сгорбив спину и глядя куда-то в пол. Подхожу к нему, медленно опускаюсь на колени, беру его руку в свою. Провожу пальцем по запёкшейся крови.

— Больно? — смотрю ему в глаза.

— Нет, — не глядя на меня, отвечает Бесов.

Ну, раз не больно, значит, и жалеть не будем. Обрабатываю ранки перекисью водорода — Бес даже не поморщился! Очистила всю кожу, смазала заживляющим кремом, хотела заклеить пластырем — но мужчина не дал. Его тихое «не надо» разозлило меня сильнее, чем отсутствие слов с момента моего прихода. Что ж — не надо, так не надо! Достаю бинт.

— Мила, — Бесов пытается забрать руку, но я вцепилась в неё, как клещ.

— Будешь спорить, я тебе всё зелёнкой залью, — с угрозой произнесла.

Угроза подействовала. По крайней мере, дергаться он перестал. Позволил забинтовать ладони и даже подержал руки на весу, когда я завязывала маленькие узелки. Хорошо, что у него так гематом не было… и опухоли я не заметила… Кошусь на Бесова снизу-вверх и пытаюсь понять, кто же передо мной сидит: профессиональный боец? Гитарист с хорошо разработанными кистями рук и невероятно драчливым характером? Мафиози?..

— Ты смотришь на меня так, словно пытаешься залезть в душу, — ровно произносит Бесов.

— Я бы хотела залезть к тебе в душу, — почему-то говорю ему я.

Мы смотрим друг на друга напряженно, а потом я неловко поднимаюсь на ноги — пауза слишком затянулась… нужно понять, что делать дальше.

— Зачем ты дрался? — спрашиваю, пытаясь смотреть куда угодно, но только не на него.

— Затем же, зачем и всегда, — отзывается Бесов, и я отчётливо ощущаю его взгляд на себе.

Испытующий взгляд.

— У тебя проблемы? — спрашиваю, поджав губы.

— А ты сможешь мне помочь? — с лёгкой усмешкой спрашивает Бесов. Но, кажется, ему также невесело, как и мне.

— Я могу постараться.

— В начале себе помоги.

Резко поднимаю на него взгляд. Что он знает обо мне?

— С чего ты взял, что мне нужна помощь? — спрашиваю немного напряженно.

— Она нужна всем, — отводя взгляд в сторону, хмуро отвечает Бес.

Смотрю на него сверху-вниз. Не знаю, что делать. Мои собственные чувства и эмоции по отношению к нему, не позволяют вести диалог правильно. Я должна начать с нескольких стандартных вопросов, чтобы выявить проблему… но я не могу.

— Бесов, у меня из-за тебя сердце болит.

Лёша поднимает на меня глаза.

Не знаю, как это из меня вырвалось. Но смотреть на него, такого молчаливого и поникшего… это выше моих сил. К чёрту все мои проблемы! К чёрту Бондарёва с его контрактом! Как-то раз психиатр с нашей практики в детдоме сказала мне, что у меня повышенный уровень эмпатии: я чувствую эмоциональное состояние собеседника, и оно всегда зеркально передаётся мне…

Потому сейчас, стоя над Бесовым и ощущая внутри себя какую-то вселенскую тоску, я очень четко понимала — ему сейчас просто необходимо, чтобы кто-то был рядом. А я согласна быть рядом! Я согласна разделить с ним его беду. Пусть только он меня пустит!

Не знаю, что отражается в моих глазах, но Бесов кладёт руки мне на талию, пододвигает к себе, и, положив ладони мне на спину, утыкается лицом мне в живот.

— Бесов, — произношу на выдохе, едва сдерживая рвущиеся изнутри эмоции.

Во мне нет жалости к нему — лишь дикое, непонятное мне самой, желание поддержать его. В любой беде.

Я опускаю голову и зарываюсь пальцами в его темные волосы. На некоторое время мы замираем в такой позе, а потом Бесов поднимается на ноги, а я — взлетаю в воздух, удерживаемая им обеими руками: одной — на моей спине, второй — под попой.