Неудавшаяся империя: Советский Союз в холодной войне от Сталина до Горбачева

Но на следующий день, 31 октября, дух сдержанности в Президиуме испарился без следа. Кремлевское руководство развернулось на сто восемьдесят градусов и все так же единогласно проголосовало за приказ маршалу Ивану Коневу приготовиться к массированному военному вторжению в Венгрию. Максим Сабуров осмелился напомнить, что лишь вчера они сошлись на том, что советское вторжение в Венгрию «оправдает [существование] НАТО». Молотов сухо возразил: «Вчера половинчатое решение было». Остальные члены Президиума с тем же единодушием высказывали решимость действовать так, «чтобы победа была на нашей стороне», чтобы не дать «задушить социализм в Венгрии» и тому подобное — перечеркивая свои собственные слова, сказанные днем раньше^{477}.

Некоторые историки объясняют этот поразительный разворот членов Президиума внешними факторами: донесениями советского посла Ю. В. Андропова из Будапешта об ужасных расправах над коммунистами в Будапеште, опасениями Гомулки, что после краха коммунистического режима в Венгрии настанет очередь Польши, и прежде всего известием об агрессии Франции, Великобритании и Израиля против Египта. В самом Советском Союзе было тоже неспокойно: под влиянием революций в Польше и Венгрии началось брожение в Прибалтике и на Западной Украине, демонстрации протеста студентов прошли в Москве, Ленинграде и других крупных городах. Доверие к руководству страны в кругах интеллигенции и других социальных групп под влиянием хрущевских разоблачений Сталина упало^{478}. Однако все эти события и факторы имели место и за день до решения о вторичном вторжении в Венгрию и не играли решающей роли. Вряд ли объявление Францией и Великобританией о начале военных действий в Египте могло стать причиной столь резкого изменения позиции Хрущева. Например, вот что сказал советский руководитель о Суэцком кризисе 28 октября: «Англичане и французы в Египте заваривают кашу. Не попасть бы в одну компанию». Иными словами, ему не хотелось, чтобы Советский Союз тоже выглядел как агрессор, готовый вторгнуться в другую страну. И тем не менее 31 октября Хрущев произнес совсем другие слова. Сравнивая войну в Египте с ситуацией в Венгрии, он сказал: «Если мы уйдем из Венгрии, это подбодрит американцев, англичан и французов — империалистов. Они поймут это как нашу слабость и будут наступать. Мы проявим тогда слабость своих позиций. К Египту им тогда прибавим Венгрию. Выбора у нас другого нет»^{479}. Что же произошло? Решающим известием, склонившим чашу весов в пользу военного вторжения, видимо, стало заявление венгерского лидера Имре Надя о том, что его правительство приняло решение о выходе Венгрии из Варшавского договора.

Хрущев оказался в крайне затруднительном положении. Ему не хотелось дезавуировать достижения новой внешней политики и опять выставлять Советский Союз агрессором. Вместе с тем его страшила мысль о том, что СССР потеряет Восточную Европу и тогда его соперники в коллективном руководстве возьмут над ним верх. Опасения Хрущева имели серьезные основания, так как большинство членов партийного аппарата и верхнего эшелона военных кругов считали, что огульное развенчание Сталина на партийном съезде было большой ошибкой^{480}. 31 октября Хрущев перехватил инициативу у своих самых жестких критиков, которые не пощадили бы его, если бы он «потерял» Венгрию. Также Хрущев упредил возможную критику в свой адрес, предложив не посылать войска, не заручившись согласием китайцев и союзников по Варшавскому договору, а также руководства Югославии. После нескольких напряженных дней, проведенных в перелетах, поездках и консультациях, решение раздавить «контрреволюцию» в Венгрии получило одобрение всех коммунистических лидеров, включая Мао, Тито, Гомулку и даже Пальмиро Тольятти. Утром 4 ноября 1956 г. силы четырех советских армий под командованием маршала Конева вторглись на территорию Венгрии^{481}.