Неудавшаяся империя: Советский Союз в холодной войне от Сталина до Горбачева

Первый тревожный звонок отчетливо прозвучал в Москве в конце апреля 1945 г., когда администрация Трумэна без уведомления прекратила поставки СССР по ленд-лизу. Советской экономике грозило сокращение поставок оборудования, деталей и сырья на сумму 381 млн. американских долларов — это могло нанести ощутимый удар по промышленному производству на исходе войны. Государственный комитет обороны (ГКО), государственный орган, фактически заменивший во время войны Политбюро ЦК КПСС, принял решение выделить 113 млн. долларов из золотовалютного запаса страны, чтобы закупить недопоставленные по ленд-лизу детали и материалы^{72}. После протестов, последовавших из Москвы, США возобновили поставки, сославшись на бюрократическую неразбериху. Но это объяснение не рассеяло подозрений советского руководства. Представители СССР в Соединенных Штатах, многие высокопоставленные чиновники в Москве, контактировавшие с американцами, выражали, правда, в сдержанной форме, свое возмущение. Они единодушно расценили этот эпизод как попытку администрации Трумэна использовать экономические рычаги для политического давления на Советский Союз. Однако высшее руководство реагировало несколько иначе. Молотов в своих инструкциях советскому послу в США приказывал: «Не клянчить перед американскими властями насчет поставок. Не высовываться вперед со своими жалкими протестами. Если США хотят прекратить поставки, тем хуже для них». Сдерживая эмоции, сталинское руководство ориентировало государственный аппарат на то, чтобы рассчитывать только на собственные силы^{73}.

В конце мая глава нью-йоркской резидентуры Народного комиссариата государственной безопасности (НКГБ, преемника НКВД) телеграфировал в Москву, что «экономические круги», которые прежде не имели никакого влияния на международную политику Рузвельта, в настоящее время предпринимают «организованные попытки изменить политику [Соединенных Штатов] в отношении СССР». От американских «друзей» — коммунистов и сочувствующих им — НКГБ узнал, что Трумэн водит дружбу с «ярыми реакционерами» в сенате конгресса США, такими как сенаторы Роберт Тафт, Бертон К. Уилер, Альбен Баркли и другие. В телеграмме сообщалось, что «реакционеры возлагают особые надежды на то, чтобы прибрать руководство внешней политикой [Соединенных Штатов] полностью в свои руки, отчасти потому, что [Трумэн] явно неопытен и плохо информирован в этой области». В заключение телеграмма сообщала: «В результате прихода [Трумэна] к власти следует ожидать значительной перемены во внешней политике [Соединенных Штатов], прежде всего в отношении СССР»^{74}.

Советские разведчики и дипломаты, работавшие в Великобритании, сигнализировали в Москву о недружественных настроениях, которые появились у Черчилля в ответ на действия Советского Союза в Восточной Европе, особенно, в Польше. Посол СССР в Лондоне Федор Гусев докладывал Сталину: «Во время своей речи Черчилль говорил о Триесте и Польше с большим раздражением и нескрываемой злобой. По его поведению видно было, что он с трудом сдерживает себя. В его речи много шантажа и угрозы, но это не только шантаж. Мы имеем дело с авантюристом, для которого война является его родной стихией… в условиях войны он чувствует себя значительно лучше, чем в условиях мирного времени». В это же время ГРУ перехватило указание, переданное Черчиллем фельдмаршалу Бернарду Монтгомери, о необходимости собрать и сберечь немецкое оружие для возможного перевооружения германских военнослужащих, сдавшихся в плен западным союзникам. По словам высокопоставленного сотрудника ГРУ М. А. Мильштейна, это донесение отравило сознание кремлевских руководителей новыми подозрениями^{75}.

В июле 1945 г. казалось, что зловещие прогнозы в отношении администрации Трумэна не сбываются. Самому Трумэну хотелось добиться от Сталина участия советской армии в войне против Японии, и он старался убедить американскую общественность в том, что продолжает политику Рузвельта в отношении СССР. Гарри Гопкинс, уже смертельно больной, совершил свою последнюю поездку в Москву в качестве специального посланника Трумэна и, проведя долгие часы в переговорах со Сталиным, привез в Вашингтон договоренности, которые, казалось, могли дать компромиссное решение польского вопроса и других острых проблем, которые разъедали единство союзников. В Кремле, в дипломатических и разведывательных кругах тревожные настроения пошли на спад. Первые дни Потсдамской конференции (проходившей с 17 июля по 2 августа 1945 г.) давали повод для оптимизма и уверенности в будущем советско-американских отношений. Оказалось, однако, что это были последние дни «золотой поры» в существовании Большой тройки. Американо-советское сотрудничество близилось к концу — напряженность в отношениях союзников после войны стала стремительно нарастать.

Фактор Сталина