Вопрос о правах человека снова всплыл на поверхность во время обсуждения в Политбюро проекта Заключительного акта Совещания по европейской безопасности и сотрудничеству, который предстояло подписать Брежневу в Хельсинки 1 августа 1975 г. Глава советской делегации на переговорах заместитель министра иностранных дел Анатолий Ковалев убедил Громыко уступить тем странам Западной Европы, которые настаивали на включении в Заключительный акт положения о том, что «государства-участники будут уважать права человека и основные свободы, включая свободу мысли, совести, религии и убеждений». В «третьей корзине» акта, посвященной сотрудничеству государств в гуманитарных областях, говорилось о свободе передвижения, воссоединении членов семей, их праве навещать друг друга, облегчении доступа к информации, сотрудничестве в области культуры и образования. В свою очередь, западные страны соглашались признать нерушимость границ и территориальную целостность всех европейских государств и «невмешательство во внутренние дела». Когда проект Заключительного акта попал на стол к членам Политбюро, они переполошились. Разве можно открывать Советский Союз для идеологического проникновения и подрывной деятельности извне? Ковалев готовился к бурному обсуждению, но, к его удивлению, Громыко снял напряжение, приведя аргумент из истории. Министр иностранный дел сравнил Хельсинкское совещание с Венским конгрессом 1815 г., а Брежнева — с русским царем Александром I. Громыко упомянул, что есть «договоренность» с Киссинджером: США и СССР не будут вмешиваться во внутренние дела друг друга, что бы там ни было записано в Заключительном акте. В конце концов Советский Союз добился признания политических границ в Восточной Европе, в том числе собственных границ. Открывались широкие перспективы экономического и технологического сотрудничества с Западной Европой. А что касается гуманитарных вопросов и прав человека, то, как заявил Громыко, «мы хозяева в собственном доме»{885}
. Возражения членов Политбюро были сняты. В самом деле, даже Сталин и Молотов согласились подписать Ялтинскую декларацию об освобожденной Европе в обмен на уступки западных держав.1 августа 1975 г. в Хельсинки генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Ильич Брежнев, президент США Джеральд Форд, сменивший к этому времени Никсона, а также руководители 33 европейских государств и Канады поставили свои подписи под историческим Заключительным актом совещания. На первых порах этот документ не оказал никакого влияния на политический режим СССР. Во всех советских газетах сообщалось о подписании Хельсинкского соглашения как о величайшей победе Брежнева, и сам генеральный секретарь не скрывал своего торжества, выступая перед делегатами очередного съезда КПСС. Брежнев и в самом деле считал соглашение венцом своей международной деятельности. Однако со временем выяснилось, что обязательства о соблюдении прав человека, принятые советским руководством, стали чем-то вроде мины замедленного действия. Громыко, считавший силы диссидентов ничтожными, был не так уж неправ: эти люди действительно не играли существенной роли в кризисе и падении советского строя. Но он глубоко ошибался в оценке глубинных идеологических и политических тенденций в мире. В его исторической аналогии был очевидный изъян. Достижения царской дипломатии на Венском конгрессе оказались недолговечными. Прошло некоторое время, и Россия из ведущего члена «священного союза» превратилась в жупел для либеральной Европы. Идеологическая и политическая изоляция империи дорого ей обошлась во время Крымской войны в 1853-1855 гг. В 1975 г. Кремль опять праздновал геополитическую победу, даже не подозревая о ее отдаленных фатальных последствиях.
Беспокойное партнерство
Внезапное нападение армий Египта и Сирии на Израиль б октября 1973 г. явилось для партнерства Брежнева и Никсона настоящим испытанием на прочность. В течение долгого времени вопрос о роли Советского Союза в той войне, названной Войной Судного дня — по названию еврейского праздника, на который она пришлась, вызывал острую полемику. Сегодня многое можно прояснить и объяснить благодаря воспоминаниям очевидцев тех событий, в первую очередь — советского дипломата Виктора Исраэляна. Главным зачинщиком войны был сменивший Насера на посту президента Египта Анвар Садат. По его замыслу, арабские государства должны были отомстить Израилю за его внезапное нападение и поруганную честь в 1967 г. и вернуть утраченные земли. Садат не информировал Политбюро и советских представителей в Египте о своих планах, хотя, разумеется, советские спецслужбы и военные догадывались о его приготовлениях. Как и в случае с Северным Вьетнамом, кремлевские вожди не имели возможности контролировать или сдерживать арабов, хоть те и зависели от материальной помощи СССР{886}
.