Неудавшаяся империя: Советский Союз в холодной войне от Сталина до Горбачева

Египетского лидера крайне встревожило наметившееся сближение между СССР и США: ведь оно могло вылиться в совместную поддержку обеими сверхдержавами сложившегося на Ближнем Востоке статус-кво. После того как Никсон отправился в Москву, Садат начал вести двойную игру. Он объявил о высылке из Египта 17 тыс. советских военных советников и специалистов и начал тайные контакты с американцами. Никсон через конфиденциальный канал связи тут же направил Брежневу личное сообщение о том, что ему ничего не известно о намерениях Садата и он не имел с ним до сих пор никаких секретных сношений. На самом деле американцы начали прислушиваться к египетским сигналам^{887}.

Брежнев не знал о намерениях Садата, но был озабочен военными приготовлениями Египта и Сирии. Он надеялся, что предотвращение очередной войны на Ближнем Востоке может стать поводом для сотрудничества с Соединенными Штатами. Во время саммита в Вашингтоне летом 1973 г. Брежнев предупредил Никсона о том, что Москва почти не контролирует своих арабских друзей. Никсон и Киссинджер не восприняли предостережение Брежнева всерьез и даже не стали обсуждать эту тему. Целью Киссинджера было подорвать советское влияние на Ближнем Востоке, и поэтому он не захотел, чтобы Кремль выступал в качестве американского партнера по мирному урегулированию в этом регионе. Кроме того, американцев занимал вопрос, как им выбраться из Вьетнама, и они не обращали внимания на то, что вокруг Израиля сгущаются тучи^{888}. Натолкнувшись на нежелание американцев действовать сообща, советское руководство уже не пыталось активно влиять на развитие событий и тем более не собиралось предупреждать Израиль о военных приготовлениях арабских союзников^{889}.

Разумеется, советское политическое руководство и военные были бы довольны, если бы Египет и Сирия одержали победу над Израилем и вернули Египту оккупированные территории. Но с самого начала они не сомневались, что арабы проиграют войну. Их прогноз оказался верным, и уже через несколько дней Кремлю пришлось вмешаться, чтобы предотвратить полный разгром своих арабских союзников. Война Судного дня развивалась стремительно, и вскоре первоначально торжествующие арабы оказались на грани военной катастрофы. В эти напряженные дни Брежневу пришлось совмещать в себе две ипостаси: руководителя Политбюро и дипломата. С обеими ролями он справился на удивление хорошо. В Политбюро ему удалось ловко нейтрализовать сторонников жесткой линии, требовавших решительных мер. Например, Косыгина, требовавшего военного вмешательства СССР в события на Ближнем Востоке, он отправил с секретной миссией в Каир. Там председатель Совета министров СССР растратил свой пыл, тщетно уговаривая Садата прислушаться к советам из Москвы. Подгорного, чья воинственность была следствием его полного невежества, генсек и вовсе вывел из игры^{890}. Кремлевский лидер не отступал от линии на сотрудничество с администрацией США в духе разрядки, а также «Основных принципов» и соглашения о предотвращении ядерной войны. В узком кругу своих помощников Киссинджер признал, что Советский Союз «ведет себя довольно благоразумно по всем вопросам. Даже на Ближнем Востоке, где мы своей политикой поставили их в сложное положение, они не послали нас ко всем чертям»^{891}.

Одной из причин такого поведения Брежнева было его желание во что бы то ни стало сохранить особые отношения с Никсоном. В течение арабо-израильского кризиса оба руководителя впервые обменялись личными дружескими письмами, и Брежнев радостно похвалился перед членами Политбюро: «Никсон глубоко уважает все советское руководство и меня лично». На самом деле американский президент был поглощен разгоравшимся Уотергейтским скандалом, а международными делами от его имени занимался Киссинджер, уже утвержденный на посту госсекретаря США. Киссинджер и его помощники воспользовались поражением Египта, чтобы убедить Садата отказаться от многолетнего партнерства с СССР и ориентироваться на Соединенные Штаты. Киссинджер тянул с принятием резолюции в Совете Безопасности ООН о немедленном прекращении военных действий и игнорировал советское предложение о совместных санкциях — госсекретарь ясно хотел дать Израилю время для победного наступления на египетской территории. 22 октября резолюция была наконец принята, но израильские силы продолжали громить египтян^{892}. В Политбюро заговорили о «растущей роли сионизма в Соединенных Штатах». 29 октября, когда военные действия уже прекратились, Андропов информировал Брежнева о «тактике проволочек», избранной «американо-израильским тандемом». Председатель КГБ усматривал связь между действиями Киссинджера и усилением еврейского лобби в конгрессе США. Он писал: «Угроза импичмента для Никсона теперь стала более реальной, чем несколько месяцев тому назад. Не исключено, что в этой обстановке еврейское лобби в конгрессе сильно ограничивает действия Никсона и его желание осуществить договоренность, достигнутую во время Вашего, Леонид Ильич, визита в США»^{893}.