Неудавшаяся империя: Советский Союз в холодной войне от Сталина до Горбачева

Публичная поддержка Картером кампании за соблюдение прав человека с самого начала осложнила его отношения с Кремлем. В Советском Союзе, начиная с августа 1975 г., возникли группы по соблюдению Хельсинкских соглашений. Их создали диссиденты-правозащитники, антисоветски настроенные националисты в Москве, а также на Украине, в Литве, Грузии и Армении. Эти группы собирали информацию о нарушениях прав человека, упомянутых в Заключительном акте, и передавали ее западным журналистам. Один из ветеранов Московской Хельсинкской группы вспоминает, что «наши самые оптимистичные прогнозы казались реальными: похоже было, что новая администрация будет требовать от СССР выполнения данных в Хельсинки обещаний». Это был первый случай, когда советскому государству бросили вызов общественные структуры, опиравшиеся на международное законодательство. В качестве ответной меры Хельсинкские группы подверглись давлению со стороны КГБ, и в январе — феврале 1977 г. наиболее активные участники правозащитного движения были арестованы, в том числе Юрий Орлов, Александр Гинзбург и Анатолий Щаранский. Американцы выступили с официальным протестом. 18 февраля Добрынину было поручено донести до Вэнса мысль о том, что новая политика США в корне нарушает Основные принципы невмешательства во внутренние дела друг друга, о которых договорились Брежнев и Никсон в 1972 г. Через десять дней Картер пригласил к себе в Белый дом диссидента Владимира Буковского, высланного из СССР^{958}.

С точки зрения Брежнева, продолжать сотрудничество и договариваться по вопросу о контроле над вооружениями было гораздо важнее, чем затевать дрязги из-за каких-то нарушений прав человека.

Советскому лидеру захотелось послать Картеру какой-нибудь положительный сигнал накануне дня его инаугурации. Выступая с речью в Туле 18 января 1977 г., Брежнев впервые недвусмысленно представил доктрину безопасности СССР как оборонительную. Отвечая на нападки врагов ОСВ в Соединенных Штатах, генсек заверил, что Советский Союз не стремится к военному превосходству с целью нанесения первого удара. На самом деле военные программы советского государства ставят целью создание оборонительных возможностей, способных остановить любого потенциального агрессора. Брежнев надеялся, что эта речь уравновесит развернувшуюся в американских СМИ кампанию о «советской военной угрозе» и поможет Картеру лучше понять позицию советского руководства. Однако Черняев, один из референтов, участвовавших в подготовке речи в Туле, ясно сознавал, что одних слов недостаточно. «Шум о советской угрозе опирается на факты. Скрыть наращивание нашего ракетного и иного оружия нам не удавалось прежде и не удастся вновь, — записал он в своем дневнике. — Поэтому отделаться периодическими заявлениями, что мы никому не угрожаем, не получится. Если мы не пойдем на реальное изменение военной политики и на деле не покажем, что действительно хотим сокращения вооружений, что не стремимся к превосходству в первом ударе, гонка, рассчитанная на наше экономическое истощение, будет продолжаться»^{959}.

В Кремле очень хотели, чтобы в их отношениях с Белым домом сохранялась преемственность и можно было по-прежнему общаться через конфиденциальный канал связи. Советское руководство успело привыкнуть к этому за время правления Никсона и Форда. Однако Картер сразу дал понять, что отныне все будет по-другому. Добрынин пытался через Бжезинского выйти прямо на Картера в обход государственной иерархии, но тщетно. Новый президент США твердо решил играть с СССР в открытую, не прибегая к методам тайной дипломатии. Внешнюю политику он хотел проводить через Вэнса и Госдепартамент. Более того, Картер принял предложения по контролю над вооружениями, разработанные группой аналитиков, близких к сенатору Джексону, среди которых были Пол Нитце и Ричард Перл. Эти люди, в особенности Перл, отвергали Владивостокские соглашения, выступали за резкое наращивание американской военной мощи и силовое давление на Советы. Предложения этих аналитиков включали прежде всего требование советской стороне пойти на уничтожение большого числа ракет в шахтах, в том числе половины ракет «Сатана»^{960}. Это означало, что рамки Владивостокских договоренностей об ОСВ оказывались списанными в архив. Кроме того, это означало, что советская сторона потеряет половину своих самых мощных ракет, в то время как в ответ американцы лишь брали на себя обязательство не размещать в будущем подобные системы. К тому же в новых предложениях откладывалось на неопределенное время соглашение об ограничении американских крылатых ракет и новых советских бомбардировщиков среднего радиуса действия ТУ-22М («Бэкфайр»), а последние необоснованно объявлялись стратегическими системами^{961}.